Коза жевала лиственный веник и выглядела довольной, бодрой и нимало не удручённой жизнью на корабле. Закутанный в шубу мономатанец походя дотянулся и почесал ей лоб, коза доверчиво к нему потянулась… Может, Коренга всё-таки сделал ошибку? Может, чернокожие были сердечными и простыми людьми, уважавшими доброе зверьё, а их непривычная с виду лодья вовсе не собиралась разваливаться посреди моря?.. И Коренге следовало немедля забрать у Ириллира свои денежки, оставив несколько сребреников «за обиду», и со всех пёсьих лап и тележных колёс поспешать на мономатанское судно?..
Может. И даже наверное. Одна беда – родное племя Коренги славилось тем, что, ударив по рукам, от уговора не пятило.
– Назад из Фойрега непременно с мономатанцами поплыву, – хмуро пообещал он вслух то ли серому валуну, то ли ямке, которую только что закопал…
Торон, сопевший и царапавший что-то когтями на той стороне ледяного тороса, услышал слово «назад», громко фыркнул и проворно предстал перед хозяином. Коренга взял его на поводок и поехал обратно в город. Как бы то ни было, сказал он себе, корабль Ириллира, стылая палуба и прочие досады – это не навсегда. До столицы страны Нарлак всего четверо суток пути морем. Только-то. А там, в совсем уже чужедальней земле, чего доброго начнётся такое, что и сольвеннский Галирад родным домом покажется, и смешно будет вспомнить, как волновали его глупые пустяки вроде выбора правильного корабля!
И всё-таки он не мог отделаться от ощущения, что к его рассуждениям незримо прислушивалась сама Хозяйка Судеб. Прислушивалась, качала головой, усмехалась. А веретено в неутомимой руке плясало, кружилось, принимало только что выпряденную нить…
ГЛАВА 5
Вспомнить да улыбнуться
Ириллир собирался отправиться в путь назавтра, ближе к полудню, когда, по его словам, ветра и порождаемые луной токи морских приливов будут сочетаться благоприятней всего. В чём тут дело, Коренга не особенно понял, но размеренное дыхание моря, происходившее два раза в сутки, было замечено им, и показалось величественным, и он решил, что многоопытный аррант, верно, знал, о чём говорил.
Между тем день едва успел приблизиться к середине, ещё далеко было даже до вечера, не говоря уже о завтрашнем полудне. Коренга решил немного посмотреть город. «Помни, зачем пустился в дорогу, но и по сторонам зорче оглядывайся! – наставляла его бабушка. – Вернёшься, нас, старых, дивными сказками позабавишь!»
Ему не понадобилось спрашивать дорогу, чтобы добраться до крома. Славная крепость, господствовавшая над Галирадом, и без того была видна отовсюду. Гроза врагам, а жителям города и окрестных земель – оплот и заступа. Коренга даже подождал некоторое время против раскрытых настежь ворот, думая ненароком увидеть государя кнеса или госпожу кнесинку, но те так и не показались. Может, в хоромах сидели, а может, выехали куда… Коренгу посетила отчаянная мысль спросить отроков, стоявших у ворот при оружии, дома ли славные правители города. Подумав, он счёл такой расспрос неподобным и, ещё чуть-чуть подождав, молча покатил дальше.
Часть улиц была застроена жилыми дворами. Там было тихо и чисто, но из-под любой калитки могла вылететь не в меру воинственная собака, почитающая «своим» не только двор за забором, но и улицу перед ним. Одни псы бешеным лаем провожали тележку и веннского кобеля, другие встречали. Нападать они не дерзали, но Коренге скоро надоел беспрестанный брёх, и он свернул назад к пристани, к торговым рядам.
Здесь было шумно, а под колёсами хрустела ореховая шелуха. Зато улицы состояли из сплошных мастерских, зачастую посвящённых ремёслам, о которых слыхом не слыхивали в веннских лесах. Например, можно было увидеть вывеску в виде белого развёрнутого листа и при нём – перо да чернильницу. Или нечто даже более диковинное, вроде резного изображения пышного кренделя, усыпанного орехами и маком… Коренга не первый день был в пути, успел насмотреться на погосты с их постоялыми дворами, где жизнь и достаток определялись числом проезжих гостей. |