Я лишь хочу обуздать его манеры. Ведь любой может повстречаться с ним где угодно.
Гамильтон пропустил этот выпад мимо ушей и позвонил Мордану – как поступал всегда, когда бывал озадачен.
– Что мне делать, Клод? Как вы думаете?
– Не вижу, почему бы вам не предоставить ему действовать по собственному разумению – и быть убитым. Индивидуально – это его жизнь, социально – не велика потеря.
– Вы забываете, что он нужен мне как переводчик. Вдобавок, он мне просто нравится. Он патетически храбр перед лицом мира, которого не понимает.
– М-м-м… В таком случае, давайте попробуем поискать решение.
– Знаете, Клод, – серьезно проговорил Феликс. – я начинаю сомневаться в разумности этого обычая. Может, я просто старею, но если холостяку вышагивать по городу с важным видом представляется забавным, то теперь с моей точки зрения это начинает выглядеть совсем иначе. Я даже подумываю, не нацепить ли повязку.
– О нет, Феликс! Этого вы не должны делать.
– Почему? Многие так поступают.
– Это не для вас. Повязка – признак поражения, признание собственной неполноценности.
– Что с того? Все равно я останусь собой. И какая разница, что обо мне подумают?
– Ошибаешься, сынок. Очень легко впасть в заблуждение, будто ты независим от своей культурной матрицы, но это способно повлечь за собой самые тяжкие последствия. Ты – часть своей группы и – хочешь или нет – связан ее обычаями.
– Но ведь это всего лишь обычаи!
– Не преуменьшай силы обычаев. Менделианские характеристики и то легче изменить, чем обычаи. Попробуй изменить их – и окажешься связанным в тот момент, когда меньше всего ожидаешь.
– Но, черт возьми! Ведь никакой прогресс невозможен без ломки обычаев!
– Их надо не ломать, а обходить. Учитывай их, проверяй, как они работают – и заставляй служить себе. Разве тебе нужно разоружаться, чтобы не ввязываться в драки? Но стоит сделать это – и тебя неминуемо втянут, как Смита. Вооруженному человеку сражаться не обязательно. Я уже и вспомнить не могу, когда в последний раз брался за излучатель.
– Если уж об этом речь, то я не брался за оружие года четыре, а то и больше.
– Об этом-то я и говорю. И не думай, будто обычай ходить вооруженным бесполезен. За любым обычаем стоит первопричина – порой хорошая, порой – дурная. В данном случае, хорошая.
– Почему вы уверены в этом? Раньше я сам так думал, но теперь начал сомневаться.
– Ну, во-первых, вооруженное общество – это вежливое общество. Манеры неизбежно станут хорошими, если человек будет вынужден отстаивать свой стиль поведения даже ценой собственной жизни. А вежливость, на мой взгляд, является sine qua non [Непременное условие (лат.)] цивилизации. Правда, подчеркиваю, что это только моя личная оценка. Однако перестрелки приносят и большую пользу с точки зрения биологии. В наше время почти нет способов избавлять расу от слабых и тупых. А вооруженному гражданину, чтобы остаться в живых, надо иметь или быстрый ум, или быстрые руки – лучше всего и то и другое. Конечно, – продолжал Мордан, – воинственность досталась нам в наследство от предков, однако мы сохранили это наследие намеренно. Даже будь это в их силах, Планировщики не воспрепятствовали бы ношению оружия.
Гамильтон кивнул, понимая, что Арбитр ссылается на опыт Второй генетической войны.
– Может быть, и так, – рассудительно ответил он, – но мне все-таки кажется, что к этой цели должен сыскаться другой путь. Этот слишком неразборчив. Временами страдают непричастные.
– Бдительные не страдают, – возразил Мордан. |