|
Изнутри окна — для тепла и чтобы не было видно света коптилок или керосинок — позанавесили кто чем мог. На реке пушечно трескался лёд, заставляя солдат гарнизона поворачивать головы в раструбах тёплых парок на эти звуки. Позавчера с востока надвинулась канонада, но ко вчерашнему утру откатилась куда-то обратно, и прерывистая связь донесла весть, что фашистские банды русских отброшены. Видимо, это так и было. Но для солдат реальностью были двенадцать голых трупов на синем ночном снегу — трупов, чьи отрубленные головы, державшие в зубах солдатские жетоны, были зажаты между сведённых морозом ног. Отделение, пропавшее вчера на патрулировании.
Ещё недавно подобное зрелище вызывало ярость. Но сейчас — нет. Сейчас каждый из них думал только об одном: любой ценой оказаться подальше от этой прихваченной холодом синеснежной земли под безжалостными звёздами, где дыхание щёлкает в воздухе клубом пара. Оказаться где угодно, пока тебя не взял этот проклятый лес вокруг — и не отдал безголового, смотрящего на мир вымороженными глазами… …На реке опять взорвался лёд. На окраине деревни в стоячем от стужи воздухе белел над дорогой с пробитыми колеями плакат на простыне:
НИКТО НЕ УЙДЁТ!!! Появившийся непонятно когда, он будет замечен и снят солдатами только утром. Снят с невероятными предосторожностями, которым они научились с тех самых пор, как первый раз рванула в руках у наиболее ретивого намалёванная на вот такой же простыне карикатура — это было ещё осенью. Этот плакат не был заминирован.
* * * Лёха привычно расставил на столе вскрытые упаковки, поклонился. Генерал-майор Иверсон кивнул мальчишке, бросил ему плоскую банку сардин — русский ловко поймал, снова поклонился. — Иди, иди, — махнул рукой генерал-майор. Третий поклон — мальчишка вышел. Двое гражданских, только-только снявших тёплые куртки, внимательно проводили мальчишку взглядами. — Это неосторожно… — начал один из них, ставя на стол ноутбук. Иверсон хмыкнул: — Не волнуйтесь, он не понимает английского. Лопочет три десятка слов, треть о еде, треть — ругательства. И кроме того, он уже убежал — порадовать своих этой банкой… Мужчины переглянулись, усаживаясь. Иверсон накрыл ладонью ноутбук. — Погодите, — тихо сказал он. Лицо генерала передёрнулось. Гости переглянулись. — Вам не кажется… — полковник криво усмехнулся. — Вам не кажется, что этот бизнес не имеет смысла более? — Поясните вашу мысль, — так же тихо и настороженно ответил старший из гостей, до сих пор молчавший. — А тут нечего пояснять, — вкрадчиво сказал генерал-майор. — Ни для кого уже не секрет, что операция проиграна; более того — мы этой попыткой оккупации, может быть, и подкосили Россию, но заодно разрушили и весь привычный нам мир. Лично в моём родном городе — уличные бои… — ЭТОТ товар, — мужчина тронул ноут, — будет в цене при любом мировом строе. — Я не о товаре, я о себе, — покачал головой Иверсон. — Это не цена — семь процентов. Согласитесь, что под прикрытием армии США вам работалось неплохо. Так прикройте теперь представителя этой армии. Десять процентов и место в вашем вертолёте. Мужчины снова переглянулись. Старший усмехнулся: — Вы ведь командующий базы. Одной из важнейших в зоне "Центр". — Сегодня да, а завтра для меня не найдётся даже места на Арлингтоне, — ответил Иверсон. На его лице на миг проступил открытый страх. — Хорошо, мы заплатим наличными, — с лёгкой брезгливостью и отчётливым нетерпением отозвался мужчина. |
