Это, сказал он, должно быть сделано за двадцать дней. Возложил задачу по ее прокладке на двух беков, пообещав, что если работа не будет выполнена, как приказано, они расстанутся с головами.
Само собой, оба надсмотрщика рьяно принялись за работу. А Тимур поручил целому войску сносить мешавшие дома. Протесты были тщетными — владельцы бежали с тем, что могли прихватить, а за их спиной валились стены.
Из окрестностей города привезли рабочих, реквизировали множество извести и песка. Обломки домов вывезли, землю разровняли, улицу проложили, вымостили и провели по ней арыки. Рабочие трудились в две смены, одни днем, другие при свете факелов. Выглядели они, сообщает хроника, дьяволами, трудящимися среди языков огня, шум стоял нескончаемый.
Широкая улица была проложена, над ней воздвигнута арка, построены лавки. Торговцев обязали срочно перевезти свои товары. Не прошло и двадцати дней, как новая улица кишела людьми, и Тимур, проехав по ней, остался доволен.
Не обошлось без последствий. Оставшиеся без крова домовладельцы обратились к судьям, и однажды, когда Тимур играл в шахматы, эти судьи пришли и намекнули, что раз он велел снести дома, то должен бы выплатить их владельцам вознаграждение. Это разъярило Тимура.
— Разве город не мой?
В страхе перед саблями стражников судьи поспешили заверить эмира, что город впрямь его, и все, что он сделал, законно. Через минуту Тимур ответил:
— Если закон требует, чтобы эти люди получили плату, я выплачу им, сколько вы сочтете нужным.
Казалось, все это время эмир не помышлял о новой войне. Однако на самом деле он собирал сведения. У него имелись основания быть довольным тем, чем уже обладал. Он разграбил Индию, север находился под его властью. Правда, западная граница была у него отнята; но ни одна западная держава не посмела бы вторгнуться в центр его владений.
Тимуру было уже шестьдесят четыре года. Хотя тело его казалось бодрым, как прежде, временами его охватывало недомогание; разум был так же остер, как в среднем возрасте, но он стал подвержен долгим периодам молчания, характер его ожесточился. Он строил огромную мечеть, но духовные вожди ислама не могли влиять на него. Тимура всю жизнь мучил внутренний конфликт. Вера его набожного отца, наставления Зайнуддина, закон Корана — эти влияния находились в противоречии с наследием кочевых предков, тягой к битвам и запаху пожарищ. И теперь казалось, что он обратился к закону кочевников. «У человека только один путь». Борьба, победа и величие власти.
Западные правители являлись столпами ислама — халиф находился в Каире, Защитник Правоверных в Багдаде, Мечом Веры был турецкий султан. Татары для них были варварами и больше чем наполовину язычниками.
Выступить против них означало расколоть исламский мир, заставить миллион людей взяться за оружие, духовенство отчаянно жаждало мира; его называли Тимур Гази, Воитель за Веру, и в мечети звучали молитвы за нового императора.
Но в мрачном характере этого старого завоевателя была и третья грань. Он по-прежнему был тем Тимуром, который выехал на поединок в воротам Ургенча. Получив вызов, не мог оставаться спокойным. Теперь племенные вожди, находившиеся под его покровительством, были оттеснены от порога Малой Азии; земли его сына были захвачены, Багдад отнят у его правителя. Все это являлось прямым вызовом.
В мае тысяча триста девяносто девятого года Тимур вернулся в Самарканд, а в сентябре выступил во главе войска. Самарканд три года не видел его.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
ТРЕХЛЕТНЯЯ ВОЙНА
Татарский завоеватель находился в необычном положении. Чтобы достичь противника, требовалось пройти на запад больше тысячи миль. Там граница союзников, если можно так ее назвать, проходила громадным полукругом от Кавказских гор к Багдаду.
Она походила на натянутый до отказа очень гибкий лук. |