Ульсен лежал на койке и стонал. Когда он услышал весть о судне, он впал в умоисступление и не смог даже выполнить приказ Маклая – у бедняги от радости отнялись руки!
Маклай сам рванул флаг-линь, и русское знамя развернулось. При виде его судно пошло прямо к мысу. Маклай сел в шлюпку и пошел навстречу. Перед ним был русский военный клипер «Изумруд», посланный на поиски Маклая.
С борта корабля узнали героя Новой Гвинеи, и командир в честь такой встречи дал команду матросам – Маклай был встречен троекратным «ура».
Наступили дни великой скорби на Берегу Маклая. Темнокожий народ понимал, что корабль увезет друга их, «тамо-руса» Маклая.
В Бонгу, Горенду, Гумбу люди сидели у ночных костров и гадали: вернется ли чудесный русский снова сюда? Кто будет помогать поселянам, когда опустеет хижина на мысе Гарагасси? Папуасы вспоминали, как Маклай запретил военному союзу соседних селений начать войну с жителями Бонгу и Горенду. Они помнили, что женщины и дети их находили убежище от отрядов врагов у стен хижины «тамо-руса».
Живя среди папуасов, Маклай ни разу не только не употребил оружия, но даже ни разу не показал его. Папуасы сами не раз предлагали ему взять у них оружие для пользования, но Маклай отказывался.
Когда Маклай вернулся с корвета на берег, чтобы собрать вещи и попрощаться со своими друзьями, он увидел, как к хижине при свете факелов идут его друзья. Освещенные пылающими светочами из сухих листьев, из глубины леса выступали смуглые люди с копьями в крепких руках. Они брели, опустив головы, храня глубокое молчание. Здесь были Туй, Саул, Бугай; они вели к Маклаю поселян Бонгу, Гумбу, Горенду и гостей из Мале и Каликум-Мана. Здесь сошлись жители приморских долин и горцы, старые воины и молодежь с красными цветами в волосах. И они молили Маклая остаться здесь, обещая выстроить для него по одному дому в каждом селении. Они повели Маклая ночью, при свете факелов, сквозь заросли пальм и банановых деревьев в Гумбу. Там возле костров сидели жители остальных деревень. И все они умоляли Маклая не покидать их.
Маклай сказал своим друзьям, что он рано или поздно, но вернется сюда. «Тамо-рус» провел всю ночь в кругу островитян.
Друзья «тамо-руса» понесли его на своих плечах к мысу Гарагасси (это было кстати: ноги Маклая были покрыты ранами от неустанных походов по зарослям и горам Новой Гвинеи). На зеленом мысу матросы с «Изумруда» в это время открывали памятник в честь подвига русского человека в Океании: они прибивали к самому большому дереву на Гарагасси тяжелую доску из красного дерева с листом меди, на котором была вырезана надпись в честь Маклая и кораблей «Витязь» и «Изумруд».
И когда Маклай, простившись с народом, который стал ему близким, смотрел в бинокль на зеленые берега острова, он услышал грохот длинных папуасских барабанов. Они гремели по всему Берегу Маклая. «Тамо-рус» стоял на спардеке корабля долго, пока из его глаз не скрылся открытый им Архипелаг Довольных Людей, пока горизонт не поглотил порт Алексея и узкий пролив.
НОВЫЕ СТРАНСТВИЯ
Корабельный лекарь промыл и перевязал раны Маклая и хотел было уложить его в постель, прописав строгий покой. Но не таков был Маклай, чтобы валяться в постели без дела. Он сидел в каюте с карандашом в руке и правил рукопись «Антропологических заметок о папуасах Берега Маклая в Новой Гвинее». Это был его подарок Бэру. Заметки эти Маклай писал под кровлей хижины на мысе Гарагасси.
«Моим стремлением было, следуя совету К.-Э. Бэра, наблюдать людей по возможности без предвзятого мнения», – писал Маклай.
И в новогвинейской хижине, и в каюте корабля Маклая преследовала одна мысль. Он прожил на Берегу Маклая пятнадцать месяцев, изучил местный народ, но этого мало. Нельзя успокаиваться на достигнутом и радоваться тому, что взобрался на первую ступень высокой лестницы. |