|
Если учесть и сложить горести и радости всех людей на земле, то получится печальный итог. Женщины, которых ты так любишь, страдали всегда больше мужчин. С тех пор как холодная белая кровь одержала верх на земле, женщину славили в воображении, а на деле гнали, презирали и угнетали только за то, что она по духу ближе к черной крови лемурийцев. Она лучше, нежнее и открыта природе больше мужчины. Мечтательность и фантазия самой природы погружена в женскую душу — оттого женщины всегда богаче звучанием души, чем мужчины.
И женщину всегда обманывали, продавали и покупали, смеялись над ее любовью, открывали нежные тайны ее души недругам, насиловали, если она не зажигалась страстью, обвиняли во всех грехах за страсть, жгли на кострах, называя ведьмами из-за собственных низких мужских слабостей. Извечное надругательство над красотой женщины — той самой Парамрати, что так влечет тебя, — зависть, ревность и злоба так и вьются вокруг красоты. Миллионы миллионов женщин тысячелетия погибали в произведении на свет человеческого рода, в непосильном труде, жертвуя собой ради детей и мужчин. Скольких гнали кнутом по степям, лесам и пустыням, привязанных к вьючным животным в качестве военной добычи, разлучив с родиной, детьми и близкими… И человечество с тех самых пор, как кончились поклонение женщине и ее власть, забыло, что женщина не только красота, не только мать, но и воспитательница человека, не только ребенка, но и мужчины. Вспомни о глубине первобытной души над чашей Ом и поймешь, что воспитать человека — это главная задача для всего будущего Земли, более важная, чем накормить его. Я говорю это тебе для твоих размышлений во время предстоящего испытания. Попробуй побыть наедине с собой, перестрадать заново все свои горести — увидишь сам. Очень страшно оказаться самому с собой без выхода и возможности уйти, но мы выдерживаем это годами на пути к совершенству. Не бойся, я буду с тобой и узнаю, что тебе нужна помощь… — гуру помолчал и затем обвел рукой снежные вершины. Здесь, в царстве высоты и света, легче чувствовать себя возвышенным над самим собой и другими, легче быть хорошим. Но в молчании и мраке выдержать гораздо труднее… Там, за Гауризанкаром есть гора такой же высоты, как и Трон жреца, Аннапурна. На ней мало снега, и она не носит такой великолепной снежной короны — слишком круты, слишком гладки ее почти отвесные каменные кручи. Вот эта грозная, отвесная, обледенелая круча Аннапурны, лишенная всего живого, не блещущая переливами света, а вечно хмурящаяся серым камнем и неимоверно трудная для подъема, и есть то, что тебе предстоит сейчас. Решаешься ли ты, сын мой? Тамралипта с тревожно забившимся сердцем облизнул пересохшие губы, но упрямо кивнул. — С тобой, учитель, когда ты обещал мне свою помощь, я не боюсь ничего. Пусть испытание свершится как можно скорее.
Тропинки тьмы
Тихо и пустынно было в Бхутесварском храме Шивы. В эту яркую лунную ночь все его население отправилось на праздник в городок. Никто не видел, как к боковому входу подъехала повозка. Из нее вынесли закутанную в огромное покрывало, связанную, задыхающуюся, измученную Тиллоттаму. По указанию Крамриша девушку понесли не в храм Шивы, а в древнее святилище, примыкавшее ко второму двору, где главный жрец заранее подготовил потайное помещение, охраняемое верными приспешниками. Тиллоттаму освободили от душного покрывала, развязали, бросили на убогую постель и удалились — все, в том числе и Крамриш. Девушка лежала в темноте, отдыхая после тяжкой дороги, — посланцы Крамриша не особо церемонились с ней, опасаясь полиции. Самые безотрадные мысли теснились в голове девушки. Возвращение назад, в плен храмовой жизни, в рабство Крамришу было невыносимо, и Тиллоттама чувствовала, что она больше не сможет жить прежней жизнью. Девушка боялась жестокого и безжалостного Крамриша и страшилась будущего — этот привыкший повелевать беззащитными женщинами храма жрец мог позволить себе любую низость. |
