Две Тиллоттамы сменяли одна другую перед художником — юная женщина, полная чувственной силы, призывающая на себя желание, в котором, как в луче солнца, еще ярче, еще прелестнее цветет ее тело.

И другая — грустная девушка в озарении своих грез, в тоске предчувствующая еще непознанный мир красок и света, звезд и моря — всего, что заставляет устремляться к знанию, как к прохладной воде ручья в пыльный и знойный день.

Тамралипта никогда не знал, какое религиозное значение имели танцы девадази, да это и не интересовало его.

— Танцует и плачет правда жизни, — сказала ему Тиллоттама, и, действительно, неподдельная правда, глубокое чувство всех оттенков жизни звучали в каждом отточенном движении ее танца. А может быть, потому, что она сама уже все испытала? В каких движениях ее дивного тела звенели браслеты тогда ночью в храме?.. Тамралипта сжал зубы в привычной горькой печали. Он гнал от себя подобные мысли, но богатое воображение художника ревниво рисовало зрелище страсти Тиллоттамы и ее владыки, властно царствовавшего в храме любви, созданном грезами Тиллоттамы. Художник вновь и вновь переживал нечаянно увиденную им сцену, жестоко мучаясь и начиная ненавидеть эту женщину, причинившую ему столько страданий. Тиллоттама во власти чувственности грезилась ему чаще, чем Тиллоттама пробуждающаяся.

По этой Тиллоттаме Тамралипта тосковал со светлой печалью. Образы ее, один милее другого, возникали в его памяти. И вдруг внезапно подкрадывались и остро жалили ревнивые мысли о прошлом — увы, и настоящем своей любимой, и он был готов проклясть тот рассветный час, когда встретился с девадази.

Измученный противоречивыми мыслями, Тамралипта неумело молился каким-то богам своей юности. Нагой и беспомощный, он становился на колени во мраке своей темницы и без конца повторял обращенные к скрытому толщей камня невидимому небу мольбы и вопросы.

Что нужно ему? Он любит прекрасную девушку — она не просто прекрасна, но является воплощением идеи художника. Редкое на земле счастье выпало ему — встретить ее! Но вмешалось что-то ужасное, с чем он ничего не может поделать. Ни он, ни Тиллоттама, ни всемогущие боги — никто не властен над прошлым. А девушка, наверное, полюбила его. Ее жизнь — он знает — несчастна, а он мог бы улучшить ее судьбу.

Не все ли равно ему, что ушло и уйдет в прошлое, когда великое счастье рядом, ждет его? Почему, как только всей силой любви он тянется к ней, ужасный демон ревности отравляет его кровь, причиняет такую боль, что он готов бежать от нее куда глаза глядят и забыть, забыть?.. Ведь он понимает все, гуру открыл ему глаза на древнее дно души. Неужели не найдет он сил справиться с этим?

Тамралипта не знал, сколько прошло времени в абсолютно однообразном мраке и тишине. Он не знал, когда приносят пищу, днем, вечером или ночью, и не смог проследить, через какие промежутки времени. Казалось что он останется здесь на всю жизнь и никогда больше не увидит красок светлого мира, не услышит голосов и песен жизни, не почувствует радость борьбы и творчества. Здесь нет ничего, только сладостные и мучительные видения его любви, только зрительные картины прошлого существования, казалось, навсегда утраченного.

В один из приступов ревнивых мыслей Тамралипта упорно думал о том, как, может быть, в этот миг, когда он сидит погребенный в темнице, Тиллоттама отдается жрецу.