– Вся в тебя.

Мы еще немного пообщались в том же ключе, и я нажала отбой.

В воцарившейся тишине было слышно только пыхтение Бэрри и урчание моего желудка: я опять забыла поесть.

Кто бы мог подумать, что пустота имеет столько граней. Биение сердца, которое (если положить руку на грудь) отзывается в ладонь. Ночной неон за окнами, духота и имя, которое до сих пор горчит на губах памятью поцелуев с кофе. Я сжимала «Верт» все сильнее, до тех пор, пока не раскрыла контакты. Мне хотелось бы ненавидеть Гроу с такой же яростной силой, как ненавидела Мика, но я не могла. Понимала, что этому чувству, которое сейчас во мне, вообще нет никаких рациональных объяснений. Не уверена даже, что это любовь, потому что от любви можно закрыться.

Закрыться же от того, что билось во мне, не представлялось возможным.

Оно проросло в меня, сквозь меня. В самое сердце.

Покатав контакты туда сюда, швырнула мобильный прямо на диван. Метко, надо сказать: прямо в миллиметрах от наглой морды. Бэрри обиженно взвиркнула и взмыла вверх.

– Это. Мой. Диван, – предупредила я.

И пошла выбирать себе технику для работы над спецэффектами.

– Ну, не знаю, – заявил Бирек. – Как по мне, так она очень даже ничего…

– Как по тебе, так все очень даже ничего, – фыркнула Гелла.

– Да брось. Она тебе тоже понравилась. – Стилист ткнул ее в бок. – Иначе бы тебя здесь не было.

– Здесь – была бы. А на съемках нет.

– Ребят, кто хочет еще веоланского? – поинтересовалась Лира, моя ассистентка.

– Все!

Я философски болтала трубочкой в коктейле. Безалкогольном. Почему то при мысли о том, что надо глотнуть пузырящейся шипучки, у меня поперек горла вставал ком, поэтому я предпочла оставить свой бокал нетронутым.

– Танни, эй! Ты что, не рада возвращению? – поинтересовался гаффер.

Мы собрались небольшой (ну ладно, средней, двадцать человек) компанией отметить возвращение Ильеррской. Идея принадлежала Биреку, который развил бурную деятельность, собрал всех, кто хотел собраться, забронировал отдельный зал в ресторане, где мы сейчас уютно расселись. Длинный стол, над которым протянулся изогнутой формы светильник с подвесками капельками, диванчик, панно в современном стиле во всю дальнюю стену и двери, ведущие на балкон.

– Разумеется, она рада, – за меня ответил Бирек. – Мне тут один дракончик нарычал, что именно благодаря Танни нашу Ильеррскую и вернули…

– Дракончик, угу. Сказал бы сразу, наблик накряхтел. Лысый и в очках.

Бирек укоризненно посмотрел на Лэй, актрису, которая играла Эсмиру.

– Как не стыдно так выражаться о вышестоящем руководстве!

– Ну ты же ему не передашь. – Она фыркнула. – А я уже достаточно выпила, чтобы считать это просто нелепой случайностью… упс!

– Так что, это правда? – разговоры о Гайере перебил Лимес Фарт, которому предстояло играть Горрхата.

Мужчина в теле, если не сказать, толстяк, он был на удивление приятным и просто заряжал всех позитивом. Это неудивительно, учитывая, что в прошлом он был комиком. Если честно, я даже не представляла, как ему удастся передать образ Горрхата, которого в новом сценарии обещали сделать ну очень колоритным и характерным.

– Правда – что? – буркнула я в трубочку, и в коктейле возник пузырек.

– Танни, не скромничай. – Бирек укоризненно на меня посмотрел.

– Я просто сделала так, что нам вернули Лархарру.

По залу пронесся дружный вздох.

– И ты молчала? – поинтересовался Рихт, пристально глядя на меня.

– А ты предлагал мне прийти на собрание с транспарантом: «Сегодня вы все здесь исключительно благодаря мне»?

– Вау! – сказала Гелла и ухмыльнулась.