|
Мы поселились в фамильном особняке Мерриттов, с семьей Пола. Мне сразу дали понять, что я здесь лишняя. Отец Пола не одобрял его выбор: Мерритты — итальянцы, католики, а я — англосаксонка и протестантка, да к тому же без гроша за душой. Но я любила Пола и старалась угодить его родным. А это означало прежде всего — не задавать вопросов. Я хотела работать учительницей, преподавать музыку или рисование — предметы, которые изучала в университете. Но Пол воспротивился. Я была беременна и поначалу думала, что он просто оберегает меня. Теперь я понимаю: это было не так. Он просто боялся, что до меня дойдут слухи о его семье. Под предлогом заботы о моем здоровье он превратил меня в пленницу.
Скоро я поняла, что Мерритта — мафиозный клан. Пол клялся, что не принимает участия в делах семьи, и поначалу я ему верила. Но однажды я подслушала один разговор… То, что я узнала, привело меня в ужас. Но что мне было делать, куда идти? Я была беременна, без денег, без друзей, без единого родного человека — если не считать сестры, которая вырастила меня после смерти матери. Но у сестры была своя семья и свои проблемы. Кроме того, обратившись к ней, я могла навлечь на нее беду… Однако я точно знала одно: я не допущу, чтобы мой ребенок рос среди этих людей. Не имею права допустить. У Сэм голова шла кругом. Ее мать — и замужем за мафией9 ! — А Николас… он знает о нас? — спросила Пэтси. — Те двое сказали, что нет. Мать вздрогнула и покачала головой. — Не езди к ним, Саманта. Ты не представляешь, что это за люди. Они способны на все. Саманта молчала, подавленная сумятицей собственных чувств. Ее все еще душил гнев — гнев на мать, которая столько лет скрывала от нее правду; но сквозь пелену ярости пробивалось пронзительное сострадание. Теперь многое в поведении Пэтси становилось для дочери понятным. Ясно, почему мать всегда была так осторожна. Почему они с отцом, несмотря на протесты маленькой Саманты, каждое утро отвозили ее в школу на машине и забирали после уроков. Почему в доме Кэрроллов была установлена сигнализация. Почему родители старательно учили Саманту запирать двери и окна, никогда не разговаривать с незнакомцами, а если кто-то попробует завести с ней разговор, бежать от него во все лопатки. И охотничий домик в лесу, возле озера, который Дэвид называл «нашей хижиной», «нашим тайным убежищем»… Да, теперь все становится понятным. Понятно, почему отец не разрешал Саманте приглашать в «хижину» друзей и даже рассказывать о ней кому-нибудь. «Это наше тайное место, — говорил он. — Как пещера Али-Бабы». Саманта не возражала — ей нравились тайны. Но теперь даже светлые воспоминания детства приобрели для нее иной, зловещий смысл… — Почему ты позвонила сестре? — спросила Сэм. — Я не виделась с ней больше тридцати лет — с тех пор, как уехала из Бостона. Во время войны Дэвид служил в войсках спецназа, ему случалось выполнять секретные задания. Он знал, как затеряться, чтобы тебя никто и никогда не нашел. Это он предупредил, чтобы я не вздумала связываться ни с кем из тех, кого знала в прежней жизни. Но после его смерти мне было так одиноко… Я не могла противиться желанию поговорить с сестрой. И позвонила ей, а потом, три недели назад, съездила к ней в гости. Прошло столько лет… Не могу поверить… Саманта вспомнила, что три недели назад мать действительно уезжала на выходные — как она объяснила, «к друзьям». И Сэм не насторожилась, хотя насторожиться следовало: впервые на ее памяти мать уезжала из города одна — если не считать деловых поездок в поисках полотен для галереи. — Я была уверена, что нам ничего не грозит! — простонала мать. |
