— Помнишь, два года назад у нас в области убивали молодых женщин, а потом посадили сразу половину администрации и нашего непосредственного начальника?

— Это когда жертв в Интернете искали? — вспомнил сообразительный Семенов.

— Вот-вот.

— Помню. А при чем тут…?

— А вот Никита и Юля на след и вышли. Шмелеву тогда убийца даже голову проломил, чудом выжил. А Юльку мы с ее мужем спасли в последний момент…

Семенов почесал макушку. Я же, припомнив события тех дней, невольно скривился, точно пули, выпущенные из ружья, достались не маньяку, а мне.

— А чего они тут делали? — осторожно спросил Семенов. — Юле звонил убийца?

— Звонил, — раздосадовано сказал я. — И, как говаривал Вини Пух, это неспроста.

Олег

Готэм не спал. Город впитывал страсти мрачных, сырых улиц и ждал своего героя. Здесь, в узких переулках, совершались самые темные сделки. Люди продавали свои тела, души: иногда добровольно, иногда под нажимом обстоятельств, но всегда с нежеланием, точно другого выхода не было. Вот уже несколько дней над высотками стелилась плотная завеса черных туч, истекающих колючими каплями дождя. В Готэме не бывает хорошей погоды. Сюда не заглядывает лето. Осень переходит в зиму, а зима — сразу в октябрь. Город изначально был проклят богом, и теперь в нем никогда не бывает радости. В Готэме холодно и страшно.

Здесь не зажигают новогодних елок, не дарят подарков, не радуются выходным. Готэм мертв изначально, живущие в нем — тени прошлого. Они скользят по улицам, вежливо кивают друг другу, как будто еще помнят правила приличия, но их глаза пусты. Призраки не чувствуют боли, страданий, тепла и любви. Они стелются опавшей листвой по стылым улочкам, пропадая из виду, и никогда не поднимают голову к небесам. Почему?

Они уже не верят в героев. Яркий луч с небоскреба не прорежет ночную темень, не высветит на облаках безупречный круг с силуэтом летучей мыши. Бэтмен не придет на помощь к вам, люди-призраки, потому что его не существует, так же, как Деда Мороза.

Но кое-кто в Готэме есть.

Это я.

Сидя на крыльце дома, я курил и смотрел на противоположный берег реки. Отсюда его было видно отчетливо. Слева мелькала огоньками плотина. С недавних пор, а точнее на прошлой неделе тамошний пост усилили, и целых два дня охранники не спали ночами, бдительно прохаживаясь по периметру и преувеличенно бодро реагируя на каждый шорох. Но теперь все успокоилось. Охрана вновь попивала чаек и смотрела телевизор. Когда на Готэм опускалась ночь, я видел голубоватое мельканье в единственном окошке будки. И каждый раз бился в истерическом припадке смеха. Кого они могли поймать? В подзорную трубу я иногда видел их, служителей порядка, прогуливавшихся в обтянувшей животы, синей униформе. Какая там охрана… Они и согнуться вряд ли могли без посторонней помощи. А ведь что могло быть проще? Пересеки они эту пугающую черную ленту реки — и вот он я. Только кому придет в голову искать злодея в маленьком домике, где из удобств — летний водопровод, да неслыханная роскошь в виде электричества.

Лобо, забившийся в свою конуру, дремал, или делал вид, что дремлет, хотя иногда, стоило мне поменять положение тела, я ощущал пронизывающий взгляд желтых глаз. Сегодня он лишь пару раз выходил на улицу, орошал ближайший куст, да вяло ел из своей миски. В такую погоду вся живность забивалась по щелям, что уж о нем говорить…

Я нашел его давно, и не поверил своим глазам, когда тощий щенок превратился в монстра. Кто бы мог подумать? Привезя его из Казахстана в виде домашнего питомца, я даже не предполагал, что зверь способен на такую преданность.

Я потушил сигарету и вошел в дом. Лобо на миг поднял голову, но из конуры так и не вылез.