Я снова вспоминаю нашу первую встречу. Вот он – такой родной и милый, сидит напротив и зовет меня на «вы».
– Лиззи, а это ваши работы? – Он взглянул на толстую папку, пожелтевшую от времени.
– Да, это эскизы к моим работам. Еду налегке. Сами картины мне вышлют родители, когда сообщу им адрес… В Нью-Йорке будет конкурс молодых талантов. Я хочу попытать счастья.
– Мероприятие проводит Ник Ричмонд? – Мэт не отводил глаз от папки с моими рисунками.
– Не знаю. Знаю только, что оно состоится в галерее «Пичхаузер», через три недели.
– Да. Ник – владелец этой галереи. Он обычно ходит, все осматривает и молчит. По нему никогда не поймешь, каков будет результат. Он может поморщиться у картины, а потом сказать, что она самая лучшая на всей выставке. – Мэт улыбнулся и посмотрел на мое испуганное лицо. – Да не беспокойтесь. Вы талантливая, и он обязательно это заметит. Может, я смогу вам помочь? Я знаю его вкус. Дайте взглянуть на ваши работы.
Я молча развернула папку и передала эскизы собеседнику.
Он долго и серьезно в них всматривался. Перебирал листы, смотрел на вытянутых руках, сдвигал брови и порой улыбался.
– Вы импрессионист? – спросил он.
– Я как-то не задумывалась… – Мне стало стыдно – я считаю себя художницей, а к какому течению принадлежу, не знаю, не забивала себе этим голову, просто рисовала от души.
– Расскажите подробней: что вы любите изображать, где и как… – Мэт с искренним интересом ждал ответа.
И я поведала ему, что мне нравится писать картины под открытым небом: на берегу моря, у пруда, в парке. Я люблю всматриваться в объект и видеть его прошлое, настоящее и будущее. Люблю создавать ощущение сияющего солнца, вибрации света и воздуха, вбирать насыщенные краски природы. И что мне дорого каждое мгновение, которое оживает на холсте и преображается в собственную независимую жизнь.
– Да вы точно импрессионистка! – Мэт достал один рисунок. – Вот этот самый подходящий для выставки. Он понравится Нику.
Я взглянула. На бумаге оживал пруд с белыми лебедями. Я написала его, когда была влюблена, скорее всего, в первый раз. Картина была насыщенна красками. Она заряжала какой-то необъяснимой энергией, но в то же время успокаивала.
– А что для вас живопись? – спросил меня потом Мэт.
Я ответила, что живопись – это способность выражать невидимое через видимое. Мэт задумался и покачал головой в знак согласия. Это определение я прочла в умной книжке и старалась придерживаться его, как правила, – никогда не бралась за сюжет, если он не нес в себе глубокого смысла.
– А чем вы занимаетесь? – Мне тоже захотелось узнать больше о собеседнике.
– Я всегда нахожусь возле искусства, порой кажется, что мы одно целое. Часто хожу на выставки, показы и премьеры. Я журналист светской хроники. Больше люблю писать о взлетах знаменитостей, нежели о грязных интимных сценах. – Он посмотрел в окно на мелькающие мимо картины природы, отходящей ко сну.
– Это интересно. А Ника Ричмонда вы хорошо знаете? – спросила я с огромнейшим любопытством.
– Ну да. Довольно близко. Я, можно так сказать, его спас. Однажды один неприличный журнальчик посвятил Нику целых три страницы – фотографии Ричмонда, развлекающегося с молоденькими девочками. Сразу по всему Нью-Йорку, что там, по всему континенту разнесся скандал. Ну я и смекнул – Ричмонду надо помочь. Я раздобыл фотографии с какой-то закрытой вечеринки, где издатель того самого журнальчика вел себя ничем не лучше Ника. Вскоре редакция опубликовала извинения Ричмонду и выплатила круглую сумму за вторжение в его личную жизнь. Репутация Ника была спасена. |