Глава 4

Наступило утро, а добраться до ковра в библиотеке Спенсеру так и не удалось. Зато добрая порция бренди помогла унять мучительный звон в голове. Большая часть ночи прошла в тишине, и это помогло. В саду дома Беллами они с Эшуортом тактично отошли в сторону, чтобы дать Лили возможность поплакать рядом с безжизненным телом брата, но, словно сговорившись, не произнесли ни слова. По дороге домой все были погружены в раздумья.

Спенсер выглянул в окно экипажа. По небу разливался янтарно-серый рассвет. Улицы Лондона заполонили торговцы фруктами и рыбой, слуги и рабочий люд. Все это значительно замедлило движение.

Впрочем, Спенсер никуда не торопился. Его попутчики и безутешная Лили вернулись в Харклиф-Мэнор. В экипаже остались лишь он да леди Амелия. Впервые за долгое время Спенсер не стремился к одиночеству.

— Какая странная и необычная ночь, — пробормотал он себе под нос.

— Да уж, — ответила Амелия.

Усталость и горестные события прошлой ночи повергли Спенсера в странное состояние. Он принял слова Лили близко к сердцу. Смерть Харклифа стала весьма эффективным напоминанием о неизбежности смерти. Memento mori, как говорили древние. Спенсер не хотел, чтобы Клаудия оказалась в положении Лили, если с ним что-то случится. К счастью, он мог составить необходимые бумаги, чтобы оградить кузину от печальной участи, и намеревался заняться этим как можно скорее.

Прямо сегодня.

— Такое потрясение, — вновь прервал он молчание. — Но Лили, кажется, справилась.

— Да, со стороны все выглядит именно так. На самом деле Лили только сейчас начинает осознавать весь ужас случившегося. Как только первый шок пройдет, она будет раздавлена горем. После обеда я снова навещу ее. И может быть, даже останусь с ней на несколько дней. — Амелия бросила взгляд на своего попутчика, и в ее голубых глазах отразилось солнце. — До тех пор, пока ситуация не прояснится.

Спенсер попытался понять, что вызвало гнев Амелии, сквозивший в ее голосе, но так и не смог. Попытки понять эту женщину начали входить в привычку, и это сводило Спенсера с ума.

— Ваша светлость, если вы позволите мне говорить откровенно…

— Я пока не пытался запретить вам это.

— Я считаю, что «предложение», сделанное вами Лили, просто неслыханно. Еще никогда в своей жизни я не встречала более самодовольного, высокомерного, бесцеремонного, эгоцентричного и на редкость бессердечного человека.

Обвинения леди Амелии удивили Спенсера, но не слишком обидели. Произнесенные в порыве смятения слова легко пропустить мимо ушей. Они летят бездумно, подобно фарфоровым пастушкам, разбитым в порыве гнева о стену.

— По моим наблюдениям, — продолжала тем временем леди Амелия, — о лошадях вы печетесь больше, чем о людях.

— Да, я действительно нахожу, что общество заурядной лошади гораздо приятней общества заурядной личности. Любой любитель лошадей подтвердит вам это. Но из этого вовсе не следует, что я ценю животных превыше людей. Я так страстно желаю заполучить Осириса не потому, что он обычный конь, а потому, что он конь, владельцем которого я готов стать во что бы то ни стало.

— И готовы пожертвовать ради этого дружбой, гордостью и честью, — пробормотала Амелия.

Спенсер покачал головой. Бесполезно объяснять причины, заставлявшие его желать заполучить этого коня. Амелия все равно их не примет, даже если он попытается.

Экипаж покачивался из стороны в сторону, и их с Амелией локти соприкасались. Они сидели рядом, хотя Спенсер мог бы перейти на соседнее сиденье, раз уж оно освободилось. И правила приличий требовали поступить именно так. Но Спенсеру не хотелось шевелиться.