– Если ты подразумеваешь под освещением солнце, то я запросто верю в неограниченные возможности компьютеров последнего поколения.
Солнце, чьи желтоватые яркие лучи косо легли на бетонный пол коридора, было отнюдь не местное, а земное. Сириус, стоящий в зените, пылает режущим глаза серебряно-белым огнем, с едва заметным голубоватым оттенком в особо ясные дни. Только солнце Земли отливает ярким расплавленным золотом.
Шум, на несколько мгновений поутихший, появился вновь. Судя по интонациям, толпа была в восторге.
– Посмотрим? – шепотом предложил я. Дастин только руками развел.
Мы сначала аккуратно выглянули из-за угла, щурясь от бьющих в глаза лучей, а затем, держа наготове оружие, шагнули туда, где положено быть замкнутому помещению. И оказались под открытым небом. Ветерок, налетевший слева, оказался теплым и почему-то слегка пахнущим зоопарком.
– Матерь Божья… – Эту фразу, не сговариваясь, мы произнесли одновременно.
Историческое кино в чистом виде. Тема – гладиаторские бои. Древний Рим периода принципата. Мы стоим на некоем подобии балкона-ложи в среднем ярусе роскошно украшенного амфитеатра, в архитектуре которого угадываются черты Колизея. Только не Колизей это. Окруженная трибунами овальная арена гораздо крупнее сохранившегося до нашего времени цирка в Риме. Раза в полтора. Арена просматривается отлично, но я пока перенес внимание на соседей. Три пожилых господина, двое в тогах, один в длинной хламиде, снизу доверху украшенной цветными камнями и вышивкой, восседают спиной к нам с Дастином, на креслах без спинок. Рядом столик, блюдо с фруктами, явно золотой кувшин и стаканчики похожего стиля, отлитые из желтого драгмета.
Все живое и настоящее. Предвечернее солнце чуток обжигает кожу на лице, гамма ощущений, запахов, звуков несомненно заставляет судить, что это реальность, а не голограмма или фантом. Вдобавок и я, и Дастин видим одно и то же. Как я не искал глазами рабочую группу, занимающуюся съемками фильма, не нашел.
Почтенный дяденька в белой, с широкой бордовой каймой (сенатор?..) тоге, почувствовав движение позади, обернулся. Я уже приготовился к скандалу: какие-то хамы в непонятных одеждах ворвались в ложу для почетных гостей. Но седовласый патриций только кивнул и бросил приветственно:
– Ave!
Указал на столик со жрачкой и снова отвернулся. Остальные два зрителя на нас и не посмотрели, увлеченно наблюдая за происходящим на арене.
– Ты как хочешь, – шепнул я раскрывшему рот Дастину. – Но, по-моему, надо пользоваться случаем.
Я подошел, забрал с блюда персик, попробовал. По подбородку потек липкий, ароматный сок. Так, что у нас в кувшине? Конечно, вино. Не особо густое и пахнет древесной смолой. Сосуд тяжеленный. Однако нальем как цивилизованные люди – в чарочку – и распробуем.
– Тео! Смотри! – Дастин, отвлекая меня от чревоугодия, вытянул руку, показывая вниз. – Черт, она же его убьет!
Дрались человек и несколько хищников. Мужик (кстати отнюдь не голый, а защищенный доспехом) успел уложить двух крупных кошек – леопардов по всем внешним признакам – и теперь пытался замочить львицу с желтовато-бежевой шкурой. Тварюга не давалась и наконец обхитрила противника – выбила короткое копье из рук, подмяла под себя и уже готова была рвать шею человека.
Ударил выстрел из импульсной винтовки. Дастин, неожиданно принявший правила игры и оставивший все сомнения, вскинул оружие, отключил ненужное при штучной работе автонаведение, прицелился и засадил разряд в голову зверюги, над бровью. |