Глаза одинаковые – должно быть, сфотографировали его еще до болезни.
Тем не менее глаза Диогена приковали внимание Д'Агосты. Смотрели они не в камеру, а то ли на какую-то точку позади нее, то ли просто в пространство. Глаза казались пустыми, почти мертвыми, неуместными на детском лице. Д'Агоста почувствовал, что внутри у него что-то сжалось.
Возле него что-то прошуршало, и Д'Агоста едва не подпрыгнул. Констанция словно бы материализовалась из воздуха. Похоже, способность беззвучно передвигаться она переняла у Пендергаста.
– Прошу прощения, – сказала Констанция. – Я не хотела вас напугать.
– Не беспокойтесь, вы тут ни при чем. Просто у того, кто на это насмотрится, побегут по телу мурашки.
– Простите... мурашки?
– Это просто метафора.
– Вы нашли что-нибудь интересное? Хоть что-нибудь?
Д'Агоста покачал головой.
– Ничего, о чем бы еще не говорили. – Он помолчал. – Только вот не увидел никаких сведений о болезни Диогена. Тетя Корнелия говорила, что он переболел скарлатиной. Она сказала, что болезнь его изменила.
– Жаль, что не могу предоставить вам больше информации. Я обыскала все семейные архивы: вдруг Алоиз что-нибудь проглядел. Но он был очень внимателен. Больше ничего нет.
– Больше ничего. Местонахождение Диогена, его внешность, род занятий, даже преступление, которое он запланировал... полная неизвестность.
– Была лишь дата – 28 января. Следующий понедельник.
– Может, Пендергаст ошибся, – сказал Д'Агоста, пытаясь пробудить надежду. – Я имею в виду дату. Может, подразумевался следующий год. Или вообще что-то другое. – Он жестом указала на разложенные на столе документы. – Все это словно из другой эпохи. Трудно поверить, что произойдет катастрофа.
Единственным ответом ему была слабая, ускользающая улыбка Констанции.
Глава 8
Хорас Сотель с облегчением вернул официанту меню. Оно было большое, на веленевой бумаге. Захотелось вдруг, чтобы клиент приехал к нему. Как же он ненавидел цементные джунгли, в которых все они работали, – Чикаго, Детройт и вот теперь Нью-Йорк. Увидишь все это, и Киокак покажется не столь уж плохим. Хорас знал лучшие пивные и бары. Кое-кто из его клиентов мог бы, пожалуй, прельститься красотами Айовы.
Сидящий с ним за одним столиком его клиент заказал что-то непонятное из говядины. «Неужто, – удивлялся про себя Хорас, – он и в самом деле понимает, что за дрянь просит?» Сам Хорас изучал меню недоверчиво и с опаской. Текст написан от руки, по-французски, произнести – невозможно. Остановился на блюде, называвшемся «стейк по-татарски». Наверняка гадость какая-то. Хотя даже французы вряд ли испортят стейк. К тому же соус тартар, подаваемый к рыбе, ему всегда нравился.
– Вы не возражаете, если я еще раз просмотрю их, прежде чем подписывать? – спросил клиент, взяв в руки пачку контрактов.
Сотель кивнул.
– Разумеется, все к вашим услугам.
Только что битых два часа они изучали бумаги чуть ли не под лупой. Можно подумать, этот парень покупает дом на Палм-Бич ценою в миллион, а не детали машины за пятьдесят тысяч долларов.
Клиент уткнулся носом в бумаги, а Сотель, пожевывая хлебную палочку, озирался по сторонам. Помещение, в котором они сидели, напоминало ему застекленное кафе при ресторане, вынесенное на тротуар. Все столики заняты бледнолицыми ньюйоркцами (всех бы их срочно выставить на солнце). За соседним столиком сидели три женщины – черноволосые и сухопарые, – ковырялись во фруктовых салатах. Подальше толстый бизнесмен поедал с аппетитом что-то желтое и скользкое.
Мимо проехал грузовик, взвизгнули тормоза. |