— Вы слышали когда-нибудь такую чепуху? — негодующе воскликнула Галочка. — От этого же просто уши вянут!

Пожив почти год в Одессе, она привыкла к некоторым своеобразным одесским выражениям точно так же, как к копченой скумбрии и острым «синеньким».

— Полная чепуха, — согласился Жорж Делафар.

Но Галочка продолжала всхлипывать.

В это время спустился Энно, встревоженный, что невольно вынужден был обидеть невесту, и утешил ее гораздо лучше Делафара. Они уехали домой, а Делафар остался в вестибюле, устроившись под прикрытием «Одесского листка» в кресле недалеко от стойки портье и поглядывая на часы.

Он ждал, но…

Она опаздывала. Она опаздывала!

У него руки были холодны от волнения, как у мальчика, переживающего первую любовь. Он уговаривал себя быть спокойным, но волновался все сильней.

Она опаздывает! С ней что-то случилось!

Неужели все сорвется?! А они так долго ждали этого вечера, так долго мечтали о нем!

И вдруг швейцар, подремывавший на стуле у входа, вскочил и схватился за ручку двери.

Сердце Делафара сделало скачок и забилось где-то в горле.

Раздался торопливый стук женских каблучков. Делафар вмиг оживился, привстал из кресла. И тут же разочарованно упал в него снова. Ну да, он ждал женщину, но… не эту — похожую на черную птицу в своих мехах, шелках и перьях, с бледными платиновыми кудрями и огромными голубыми глазами.

Она огляделась, скользнула взглядом по вестибюлю и кинулась к стойке портье.

— Я бы желала знать, — раздался заносчивый, несколько истеричный голос, — здесь ли еще мсье Гришин-Алмазов!

Частная клиники представляла из себя небольшой двухэтажный дом, отнюдь не новый и даже местами обшарпанный, но очень аккуратный. Перед домом был разбит палисадник, к которому приткнулся автомобиль «Скорой помощи». Тут же стоял серый «Мерседес».

— Ага, — с досадой сказал Арнольд, — Павлуша уже прибыл! Ну, сейчас начнется…

Он не договорил.

«Павлуша — это, наверное, один из племянников