— Что ты затеваешь, Макс?

Тот невозмутимо выдерживает испытующий взгляд.

— Ничего такого, что грозило бы твоей скорой пенсии. Даю тебе слово. А ты знаешь — слово свое я держу.

Следует долгая, задумчивая пауза. Меж бровей у Спадаро появляется глубокая вертикальная складка.

— Это правда, — соглашается он наконец.

— Отрадно, что помнишь.

Портье рассматривает пуговицы своей тужурки и задумчиво стряхивает с них воображаемые пылинки.

— Полиция увидит твой формуляр…

— Ну и что с того? В Италии за мной ничего нет. И потом, к полиции это не будет иметь никакого касательства.

— Послушай… Не поздно ли тебе снова браться за такие дела? Да и мне тоже. Вспомни, сколько тебе лет.

Макс с прежним бесстрастием смотрит на портье. А тот — на так и не вскрытый конверт, лежащий на лакированном дереве стойки.

— Сколько дней?

— Не знаю… — Макс беспечно пожимает плечами. — Недели хватит, я полагаю.

— Полагаешь?

— Хватит.

Спадаро прижимает конверт пальцем. Потом со вздохом медленно открывает регистрационную книгу.

— Пока могу оформить только на неделю. Дальше посмотрим.

— Идет.

Спадаро ладонью трижды хлопает по шпеньку гонга, зовя боя.

— Номер маленький, одиночный, вида никакого. Завтрак не включен.

Макс достает документы из кармана пиджака. Кладет их на стойку и видит, что конверт уже исчез.

Макс удивился, увидев Армандо де Троэйе в баре второго класса. Было позднее утро, и Макс сидел за аперитивом — стаканом абсента с водой и оливками — у широкого сплошного окна, выходившего на прогулочную палубу левого борта. Ему нравилось это место, потому что оттуда отлично просматривался весь салон — с плетеными креслами вместо удобных диванов красной кожи, как в первом классе, — и можно было любоваться морем. Погода по-прежнему стояла хорошая, солнце сияло целый день, а ночью небо было чистым. Двое суток изнурительной качки остались позади, и пассажиры могли передвигаться уверенней и глядеть друг на друга, а не зависеть от того, какое положение примет палуба. Так или иначе, Макс, пересекавший Атлантику в пятый раз, не помнил более спокойного и приятного плавания.

За соседними столами посетители — почти исключительно мужчины — играли в карты, в нарды или в шахматы. Максу, который сам играл лишь изредка и лишь наверняка — даже во время службы в Марокко он не пристрастился к азартным играм, — нравилось тем не менее наблюдать за профессионалами, в изобилии водившимися на трансатлантических рейсах. Уловки, хитрости, простодушие, те или иные реакции игроков, разные манеры поведения, столь наглядно и подробно показывающие всю многообразную сложность рода человеческого, — все это было превосходной школой для всякого, кто умел взглянуть на это под нужным углом, и Макс почерпнул у них множество полезных навыков и познаний. Как и на всех лайнерах, на «Кап Полонии» в первом, во втором и даже в третьем классе тоже работали шулера. Команда, разумеется, была в курсе дела: и судовой комиссар, и метрдотели, и распорядители знали их в лицо, исподволь следили за ними и подчеркивали их имена в списке пассажиров. Макс, еще служа на «Кап Арконе», познакомился с легендарным игроком по имени Бреретон, о котором рассказывали, что будто бы долгую партию в бридж, шедшую в курительном салоне первого класса на «Титанике», он не прерывал, пока не выиграл, и лишь когда пароход уже погружался в ледяные воды Северной Атлантики, бросился за борт, успев доплыть до последней спасательной шлюпки.