Я посмотрела на Алика. С ним происходило что-то ужасное, как вчера ночью, когда к нам пристал тот недомерок, – он застыл в ступоре, руки мелко дрожали, лицо резко побледнело, а на щеках проступили яркие малиновые пятна, и капли пота на лбу… ужасно неприятно, но и жалко его стало. На свою беду я попыталась как-то разрядить обстановку:

– Послушайте, простите, что я вмешиваюсь, но вы разве не видите, что человеку плохо? Ему врач нужен!

Мегера развернулась ко мне всем корпусом и заорала:

– Это еще что такое здесь? Почему посторонние в офисе? Сам ни фига не делаешь, да еще девок своих сюда водишь?

На хамство моя реакция быстра и однозначна. Не успела тетка перевести дух, как я включилась в дискуссию:

– Вы, мадам, что себе позволяете? Вы думаете, что мы сделаем скидку на ваш преклонный возраст? Или просто привыкли к манерам одесского привоза и не можете понять, что находитесь в другом месте?

Мне показалось, что она сейчас лопнет от злости. Она затряслась, кулончик в форме золотого скорпиона запрыгал на ее плоской груди:

– Ты… ты, вон отсюда…

Я не дала ей закончить тираду и с максимально возможным достоинством (так мне, по крайней мере, показалось) взяла Алика под руку и потащила его к двери. Это было не легче, чем тащить трехстворчатый платяной шкаф, в таком он был ступоре.

– Пойдемте, мой друг, побеседуем в более приличной обстановке. Здесь у вас что-то среднее между борделем и вокзалом. А я в такой атмосфере не могу спокойно разговаривать. – И захлопнула дверь перед самым носом у этой мегеры, успев заметить восхищенное выражение на липе рыжей девицы.

Я выволокла Алика на улицу и дотащила его до «Грильмастера» на Московском. Честно говоря, я не люблю «быструю еду», все это жирное, мучное, стандартное, но тащить такого бегемота дальше просто не было сил. У стойки он вопросительно оглянулся на меня.

– Мне каппучино и пирожок с черникой.

Себе он взял пустой чай. Мы долго сидели молча, пока немного не успокоились. Наконец я сказала:

– Простите, мне, наверное, не следовало вмешиваться. Теперь у вас с вашей начальницей отношения совсем испортятся.

– Да, наверное, – он отвечал как-то вяло, но руки у него перестали трястись, и сам он уже был не такой малиновый.

– А что, хорошо платят?

– Да ничего, но мне нравится, что, в основном, можно работать дома.

По тому, с какой тоской он оглянулся по сторонам, я поняла, что ему бывать на людях, что нож острый. И как это он потащился к Ирке на день рождения? Наверное, тоже мать запилила.

– А вы один живете или с кем-нибудь?

– Один.

– И так все время дома и работаете? Не скучно?

– Да нет, привык уже, а что?

Тут я сообразила, что он мои расспросы может неправильно понять и снова перевела разговор на инцидент с его начальницей.

– Судя по кулончику, она скорпион, и этим все сказано: какой у скорпиона характер – по-моему ясно: яду – на десятерых. Ужиться со скорпионом может только другой скорпион. А знаете, какая про скорпионов есть легенда? Будто бы, если он оказывается в смертельной опасности, скорпион изгибает хвост и жалит самого себя в спину, чтобы погибнуть от своего собственного яда. Кончает самоубийством, прямо как японский самурай.

Алик усмехнулся:

– Ну, на Ларису Георгиевну это никак не похоже.

Я обрадовалась – он окончательно пришел в себя.

– А вы с какого языка переводчик? С английского?

– Английский, шведский, еще немного финский. Вы хотите сказать, что зная три языка, можно найти работу получше, не с такой стервой-начальницей?

– Ну, я не знаю, вы что заканчивали?

– Университет, естественно.