Изменить размер шрифта - +

Замерла тут девица и в лице переменилась. Смотрит на него — и горе, и радость у нее в лице смешались. А генерал ничего не понимает. А с двух сторон братья к ним бегут ее.

Семен, закричала Варвара и упала на землю без чувств.

А Семен взял шампанское, говорит генералу: «Поздравляю! Долгих лет! Счастья! Пусть хоть у нее оно будет». Выпил, и тут братья на него налетели. Он беглый преступник, кричат. Хватайте его, он из тюрьмы бежал.

На свадьбе милитонов много было, милицейская все-таки свадьба. Схватили Семена за руки, а он стоит и бежать никуда не собирается. Невесту тем временем подружки откачивают, машут платочками. Генерал поднял взгляд и говорит: «Ты кто такой?». Беглый я, отвечает Семен, глядя в глаза ему, честно и открыто. «Три дня назад из тюрьмы бежал, три дня до Москвы добирался». «А сколько ж тебе сидеть оставалось?» «Сидел я двадцать лет, а сколько оставалось… скажи мне сперва, который час?»

Генерал посмотрел на часы свои, золотые, хорошие, и говорит: «Сейчас четыре часа дня и одна минута».

«Хорошо, — отвечает Семен. — Аккурат минуту назад я бы на свободу и вышел». Удивился генерал очень. «Что же ты! — закричал. Ради чего бежал?!»

«Надо было», говорит Семен. «А почему и зачем — это вы меня не спрашивайте. То мое дело».

Сапунцов смотрит на Кюхюля, старик чешет в подмышках. В иглу уже тепло от человеческих тел и огня, поэтому Сапунцов откидывает капюшон и снимает вязаный чулок, который открывает закрывает от мороза лицо и уши. Хорошо. Голова отдыхает. Кюхюль наливает ему еще отвара и показывает: давай, заканчивай.

— А что заканчивать? — Сапунцов медлит, отхлебывает кипятка, пахнущего хвоей. Ай, блин. Язык обжигает, во рту вяжет от хвойного вкуса. — Дальше было просто. Отвели Семена в тюрьму, другую, не ту, где он сидел. В Московскую, в Бутырку что ли? В общем, сидит там Семен, ждет приговора, который ему еще десять лет добавит, как за побег положено.

И приходит к нему однажды та девушка, Варвара.

Сапунцов вздыхает, глотает отвар. Что-то рассказ становится уже не бойким, а тяжелым, словно свинец грузить или уголь мешками. Или лес валить, когда уже сил не осталось, а бригадир командует: давай еще, шевелись, бродяги!

— Семен сначала отказывался на свидание идти, но потом пошел все же. Видит, сидит перед ним та девушка, которую он от бесчестья спас, и из-за которой двадцать лет в тюрьме отсидел. Пришла она в красном платье болгарском, как девушки в столице ходят, в дорогих украшениях, с прической модной. И плачет она, сидит. Красивая такая, что глаз не отвести. Смотрит на нее Семен и говорит слова обидные: «Зачем явилась? Я, может, и вор, и убивец, но до чужой жены не охотник».

Варвара заплакала и говорит:

«Я тебя погубила. Когда судили тебя в первый раз, я хотела пойти, рассказать все, но братья меня не пустили, грозились: убьют».

«Так ты из жалости меня полюбила, значит? — недобро усмехнулся Семен, солдатский сын. — Не надо мне такой жалости».

«Сначала из жалости, а потом по-настоящему полюбила. Когда ты сказал, что меня всякой будешь любить — хоть красивой, хоть нет. Ждала я тебя, Семен».

«Не дождалась».

«Стал ко мне свататься начальник милицейский. И тогда братья сказали, что убьют тебя, если я за генерала замуж не выйду».

Побелел тут Семен.

«Лучше бы мне быть убитому», говорит. «Ты теперь замужняя жена. Ничего не поделаешь».

Она залилась слезами пуще прежнего. Семен встал и хотел уже выйти, но на пороге обернулся.

«Хороший человек твой генерал?» — спрашивает.

Быстрый переход