Смешной. Маленький. Круглый. Та-ма-го-чи.

Давно Баланов не чувствовал себя таким идиотом.

— Был интересный опыт, — сказал Кирилл Мефодьевич, деликатно помешивая чай ложечкой. — Вот скажем, лягушка, если попытаться засунуть ее в кастрюлю с горячей водой — обязательно выскочит.

Баланов поднял брови. Забавные, однако, у Коршуна истории. Веселые очень, оптимистичные.

— Вполне ее понимаю, — сказал Баланов.

— Я тоже, как ни странно, — усмехнулся собеседник. Потом вдруг стал серьезным. — Еще как понимаю. А вот если посадить лягушку в холодную воду, а потом поставить кастрюлю на медленный огонь… Знаете, что будет? Лягушка и не заметит, как сварится.

— Серьезно? — сказал Баланов. — Был такой опыт? Не шутите? Забавно.

Коршун поднес кружку к губам, аккуратно отхлебнул; поставил кружку на блюдце; посмотрел на Баланова. Его лысина блестела от пота.

— Вот именно, Юрий Серафимович. Забавно. И страшно к тому же, если подумать… Хотите еще историю?

— Хочу. — Теперь Баланов смотрел на этого маленького смешного человечка совершенно иначе.

— Вторая история. — Коршун отхлебнул, подавился, закашлялся. Брызги полетели ему на грудь вместе с кусочками печенья. Он начал убирать их рукой. — Извините!

— Ничего, — сказал Баланов.

— Так вот, — сказал Коршун, закончив отряхиваться, — был я однажды, лет сто назад, на детской площадке. Хорошее было время… Солнце, зелень, дети. Кто-то кого-то лопаткой бьет, там мамаша кричит, рядом в догонялки носятся с воплями, чуть с ног тебя не сбивают. Хорошо, в общем.

Он посерьезнел.

— Вы слушаете, Юрий Серафимович? Представьте, маленькая девочка, шапочка на завязках. Маленькая еще, только недавно ходить научилась. Синяя джинсовая куртка и красные башмачки. И вот она в первый раз сама взбирается на горку… Знаете, есть такие сложные сооружения из труб, там площадка наверху из досок, сверху крыша железная, одна горка, другая… Вот такая горка.

Кроха опирается на ступеньки, пыхтит, ей тяжело в одежде — ее хорошо укутали, чтобы не простудилась, не дай бог. Родители, они такие, вы поймете…

Залазит наверх. Стоит гордая. Крохе подвластно пространство, она как раз освоила третье измерение. Это особое чувство… так что некоторое время она этим чувством наслаждается. А потом кроха идет дальше.

Деревянный настил, железные трубы, синяя, оранжевая, зеленая краска, вытертая сотнями и сотнями детских рук — а дальше настил разобран, нескольких досок не хватает. А маленькая девочка, ей года полтора, шагает и шагает вперед. И наступает момент, когда она заносит свой красный башмачок над бездной. — В глазах Кирилла Мефодьевича была чернота. — Она не понимает.

Баланов помолчал.

— Все?

— Все, — сказал Коршун. — Такая история без конца.

— Или с плохим концом?

Кирилл Мефодьевич покачал головой, беспомощно развел руками.

— Не знаю. Это вам решать.

— И какой же вывод? — спросил Баланов. — Девочка — это мы, человечество? Я правильно понимаю? — он помедлил. — Или лягушка?

— А вы как думаете?

Баланов помолчал. Во рту почему-то ощущался кислый металлический привкус. Вода здесь, что ли, такая?

— Лягушка, — сказал Баланов, наконец. — Хотя…

Коршун тяжело вздохнул.

— А я вот надеюсь, что девочка. Дети — они ведь учатся, правда? — он посмотрел на Баланова с надеждой.