И замахнулся…
Дальнейшее Баланов не видел — только слышал за спиной крики, стук, звуки падающих тел. Он бежал так, как никогда в жизни не бегал. Я починил вашу чертову Машину, думал он. Маша, не подведи.
Навстречу ему выскочил Коршун, показывая: туда, туда, в другую сторону. Они побежали вместе. Казалось, что коридоры полны желтой яблочной мякоти. И с каждым шагом ее все труднее продавливать. Гудение вентиляторов смешалось с хриплым, надсаженным дыханием. Сердце стучало в висках.
Коршун начал отставать. Баланов развернулся, подбежал, схватил под руку. Быстрее, быстрее. Вперед! Сейчас Машина выполнит блок программ запуска…
Вдвоем они сбавили темп. Коршун не мог бежать быстро, задыхался, он был намного старше, в худшей форме. Баланов выругался. Обернулся. В конце тоннеля ему почудились темные низкие тени.
Вдруг Коршун остановился, присел на корточки, шаря по карманам.
— Кирилл Меф!.. Тьфу ты! — Баланов сплюнул. — Кирилл! Бегом, вашу мать! Что же вы!
— Ничего, Юрий Серафимович, — сказал Коршун спокойно, не поднимая головы. В руках у него появился маленький желтый тамагочи. Тамагочи попискивал. — Вы бегите. Мы тут сами. У нас с Игоряшей свои дела. Сейчас мы только памперс поменяем…
— Какой еще памперс?! — закричал Баланов. — Сейчас рванет нахрен!
Кирилл Мефодьевич поднял голову и посмотрел на Баланова:
— Все будет хорошо, Юра. Поверьте.
Баланов выругался и побежал один. Сейчас дойдет до «главного Е». Вот сейчас. Держись, Маша. Он сунул руку в карман. Пальцами нащупал гладкий округлый камешек в сетке царапин. Иврит? Черт его знает. В языках Баланов не разбирался. Вместо этого камешка, зажатый в медных пластинах, остался маленький брелок…
Вдруг далеко за спиной, за толстыми бетонными перекрытиями и металлическими дверями словно обрушилось что-то огромное, утробно зарокотало, покатилось клокочущей волной по коридорам, перемалывая забранные решетками плафоны, пожарные датчики и щиты, ударило по ушам.
Последняя оставшаяся над головой лампа разлетелась, брызнула темно-желтыми осколками, погружая коридор во тьму…
Маша, подумал Баланов, падая.
ИПОТЕКА
Фунт мяса, что я требую, купил я
Не дешево; он мой, хочу его!
В час, когда взошла луна, риэлторы настигли Бекке.
Лунный свет падал на развалины часовенки, отражался от желтых как тыква, с иссиня-черными тенями, стен. В белесом тумане, затопившем вершины сопок, возвышались виселицы. Тела висельников, длинные, худые, обглоданные, были фиолетового цвета и слегка покачивались. Ступни их касались поверхности тумана. Должники, с горечью подумал Бекке и отвернулся.
Он чувствовал, что тут не место для встречи с теми, кто преследовал его, но иного варианта не видел. Придется драться здесь — в скрипящей тишине виселичных столбов, среди желтых стен и фиолетовых трупов. Бекке с усилием вдохнул. Воздух был сырой и холодновато-упругий, он словно протекал сквозь легкие вниз, не насыщая кровь кислородом.
Удушье.
Знакомое ощущение, когда они рядом.
Они выступили из тумана и застыли — все как один высокие, похожие на каменных истуканов, оставленных здесь далекими якутскими предками Бекке. Абаасы, подумал Бекке. Потом подумал другое: сволочи, как вы меня достали.
Прошла минута, пять. Они стояли в тех же позах, не шевельнув за все время ни единым мускулом. Люди так стоять не могут, но Бекке и не ожидал от них ничего человеческого. Идеальные хищники. Железные великаны. Твари. Социопаты, охотящиеся стаей — на этот раз. Бекке должно быть лестно.
Но лестно не было.
Было страшно.
— Вот он куда схоронился, — прозвучал наконец грубый насмешливый голос. |