Город надо было удержать любой ценой. В это время вышел приказ Сталина № 227, прозванный на фронте «Ни шагу назад». И 30 августа приказом Ставки создаётся Донской фронт под командованием К. К. Рокоссовского. На фронт было отправлено семь свежих, полностью укомплектованных дивизий.

Вот туда, в состав Донского фронта, под командование К. К. Рокоссовского, и выделили танковую бригаду, где служил Павел. Бригада к тому времени потеряла почти половину танков и третью часть личного состава. Но в это тяжёлое для страны время каждый танк, каждый самолёт были на счету. По слухам, Сталин сам распределял танки на фронте.

Танк Павла двигался маршем по грунтовке в составе своей роты. Для рассредоточения, чтобы не попасть всем батальоном под удар вражеской авиации, другие роты шли по другим дорогам. В принципе, танкам дороги и не нужны, для них степь не хуже дороги, лишь бы глубокие овраги путь не преградили.

Рота растянулась в движении, потому что из-за впереди идущего танка поднималась пыль. Видимости не было никакой. Вероятно, именно эти клубы пыли и привлекли к себе внимание немецких пикировщиков. За рёвом танкового мотора услышать их было невозможно.

Справа от дороги, рядом с впереди идущим танком взметнулся взрыв.

Первой мыслью у Павла было: «На мины наткнулись!» Но мина взорвалась бы под гусеницами, а не рядом.

— Остановка! Все из машины! — скомандовал он.

Приказ был выполнен моментально. Танк остановился как вкопанный. Экипаж выбрался из открытых люков, танкисты бросились в разные стороны.

Танк Павла был замыкающим, и Павел видел, что машины его роты пока идут вперёд. Он бросился в танк и натянул шлемофон:

— Товарищ пятый! Авианалёт! Над нами «лаптёжники»!

Но в наушниках — только треск.

Впереди грохнул взрыв, за ним — ещё. С рёвом выходя из пике, над «тридцатьчетвёркой» промчался «Юнкерс-87».

— Сунцов! Это Стародуб! — открытым текстом закричал Павел. — Воздух!

Впереди раздался ещё один взрыв.

Павел высунулся из люка. Далеко впереди горели дымным пламенем два танка его роты. А сверху пикировал ещё один самолёт, причём Павлу показалось, что пикировал прямо на него. Как он выскочил из башни, Павел даже не вспомнил. Стремглав кинулся в сторону, где призывно махал рукой Михаил — он с экипажем укрылся в свежей воронке от авиабомбы.

На фронте существовало твёрдое убеждение, что в одну и ту же воронку снаряд или бомба дважды не попадают.

Павел прыгнул в воронку, скатился на дно. Запрокинул голову и увидел, как от пикировщика отделилась бомба. Нарастал свист, леденящий душу и парализующий волю.

Павел закрыл руками уши. Оглушительно грохнуло, причём совсем недалеко. На укрывшийся в воронке экипаж посыпались комья земли.

Немецкие самолёты построились цепочкой и улетели. Павел удивился. Налёт закончился быстро, скорее всего, у немцев закончились авиабомбы.

Экипаж, отряхиваясь и отплёвываясь, выбрался из воронки.

Танк, который шёл впереди, лежал на боку, опрокинутый взрывом. Немец немного промахнулся: бомба легла неподалёку, и взрывной волной тяжёлую боевую машину подбросило, как щепку.

Из ложбинок и воронок стали появляться танкисты.

— Ничего себе! Пять метров в сторону, и танку был бы каюк! — удивлялись танкисты.

Видимых повреждений перевёрнутый танк не имел, и его решили поставить на гусеницы. Прицепили буксирным тросом к Т-34 Павла, и Михаил дёрнул.

Трос натянулся, как струна, гусеницы скребли землю. Перевёрнутый танк качнулся, потом упал на обе гусеницы. Удар был такой, что Павел почувствовал, как дрогнула земля.

Оба экипажа стали осматривать пострадавшую машину и, к своему удивлению, повреждений не нашли, даже двигатель сразу завёлся.