Молодые слушали с вниманием. Этого в учебнике не написано, да и в танковой школе преподаватели словечком не обмолвились. Скорее всего, сами азов выживания не знали, на фронте не побывав.

— Скорее бы на фронт отправили, — добавил Михаил Андреевич как-то. — Там хоть кормят сносно, а тут не успел из столовой выйти, а кушать снова хочется.

Кормили и верно плохо. Супчик перловый жиденький, кусочек «ржавой» селёдки со слипшимися в ком серыми макаронами да едва заваренный чай. И ещё три куска чёрного липкого хлеба. С голоду не умрёшь, но есть хотелось всегда.

— На фронте хоть мясо иногда перепадает, — делился впечатлениями водитель. — А ещё лучше, когда в немецкие траншеи ворвёшься да по блиндажам пошаришь. У немцев жратвы полно, и харч хороший. Жаль только, не часто такое бывает. Мне только два раза и удалось. Отбили у немцев позиции, а через сутки они нас оттуда выбили.

Хорошая машина «тридцатьчетвёрка». У немецких танков и броня тоньше и пушка слабее. Только вот танков у нас мало, немец количеством берёт. Пехота их в атаку идёт — от пуза из автоматов огнём поливает, патроны не жалеют. А перед атакой обязательно самолетами нашу передовую обработают, потом из пушек обстреляют.

— М-да, — только и нашёлся что сказать Павел.

— Да ты не дрейфь, командир. И на фронте люди живут. Не лезь сам на рожон, не подставляй башку попусту под пули. Бомбят или артналёт — не бегай, не паникуй, сразу ложись. Ищи воронку или другое укрытие. Под танк не лезь, в него в первую очередь целят.

Танковую бригаду сформировали быстро. Танки погрузили на железнодорожные платформы и отправили на запад, в действующую армию. Вместе с платформами, на которых стояли танки, и теплушками, в которых ехали экипажи, техники и механики, получилось три эшелона, каждый из которых тянул по три паровоза — вес-то был изрядный.

Эшелоны шли быстро, останавливаясь только для бункеровки паровозов углем и водой. А навстречу им тянулись санитарные поезда и эшелоны с эвакуируемыми заводами.

— Вся страна на колёсах, — заметил кто-то из танкистов.

— Не о том говоришь. Обрати-ка внимание на название станций, — посоветовал Михаил Андреевич.

— Зачем? Я их всё рано не знаю.

— К Сталинграду везут.

Сводки о боях под Сталинградом мелькали почти в каждой газете, о боях между Доном и Волгой говорили по радио.

Разговоры в вагонах стихли. Все знали, что едут на фронт — но куда? Командиры не говорили. Лишь теперь стало понятно, куда эшелоны держат путь — в самое пекло сражений.

Через несколько дней эшелоны остановились в степи, у небольшого полустанка. Последовала команда выйти из вагонов и разгрузить технику. Для этого выделили наиболее опытных механиков-водителей. Ведь стоило допустить одно неверное движение, и танк свалится с платформы. Поди потом докажи, что ты не вредитель и сделал это не умышленно.

После выгрузки пустые поезда ушли, а бригаду построили. Выступил командир.

— Вам выпала честь служить и воевать в тринадцатом танковом корпусе. Командир его — генерал-майор Танасчишин. Я — командир двадцать пятой танковой бригады подполковник Мясников! Я приказываю — до вечера осмотреть и заправить технику. Ночью бригада совершит марш к месту сосредоточения. Командиры рот — ко мне!

Экипажи разошлись по своим танкам. Каждый занялся своим делом. Танки, хоть и были новыми, требовали регулировки, протяжки. Занимался этим механик-водитель, помогал ему заряжающий.

Пока они регулировали натяжение гусениц, Павел осмотрел двигатель, потом уселся за рацию, покрутил верньер настройки. В наушники неожиданно ворвались немецкие голоса. Звук был то чистым и чётким, то пропадал. Но тем не менее Павлу удалось понять из разговоров, что немцы говорят о станице Голубинской.