|
Возьми её в рот и подержи её секунд пять. – Я не отравлюсь? – Нет. Эта ложка нейтрализует яды, если они есть. Кроме того, она снимает необратимые сглазы. Опять же – если сглазов нет, ложка сглаживает сама. Такая вот прививка от мнительности. – Я что, совсем тебе надоела? Хочешь, чтобы она меня сглазила? – возмутилась Таня. – Ты и так сглажена, Татиана! Причем капитально! – сказал Шурасик хладнокровно. – В общем, хочешь верить – верь. Нет – спокойной ночи! Раз в жизни решил сделать доброе дело – и что, на коленях тебя упрашивать? Таня пристально посмотрела на Шурасика и, поняв, что он не шутит, вздохнула: – Ладно, давай сюда свою ложку. Едва она сунула её в рот, ложка сильно разогрелась и обожгла ей язык. Тане показалось, что во рту у неё бурлит раскаленная лава. Она рванулась, пытаясь выплюнуть или вытащить ложку, но Шурасик притиснул её к стене и схватил ложку за черенок. Таня попыталась оттолкнуть его, но Шурасик был сильнее. – А-а-а! – завопила она, пытаясь пнуть его. – Терпи, терпи! Ещё немного! По-другому всё равно нельзя! – крикнул Шурасик. – Три… четыре… пять! Всё, можешь доставать! Шурасик отпустил Таню и предусмотрительно отступил на шаг. Таня выхватила изо рта ложку и хотела швырнуть её, но внезапно заметила, что блестящая ложка потемнела и на ней отпечаталось нечто вроде саламандры. Чёрное выжженное пятно копоти. – Магия довольно серьезная. С тобой не церемонятся! Дня через три ты стала бы страшной, как обезьяна! Причем необратимо. Хотя, на мой взгляд, обезьяны вполне симпатичны, – сказал Шурасик. – Откуда ты знаешь? Как ты вообще узнал, что я кем-то сглажена? – спросила Таня. Шурасик издал звук: нечто между «хы» и «хэу», но уж точно не «хю». – Я это понял в библиотеке. Между тобой и мной пролетел джинн Абдулла. А он же прозрачный, не так ли? В общем, когда смотришь на человека через джинна, многое становиться ясно. Разумеется, если знаешь, как именно смотреть. Я заметил в твоей ауре глубокую трещину. Кто-то пробил твою естественную защиту, чтобы воздействовать на тебя. Это меня и насторожило, – заявил он авторитетно. А кто меня сглазил, знаешь? – спросила Таня. – Не-а, – сказал Шурасик. – Ведь магия – штука довольно зыбкая. Точнее всего диагноз о характере сглаза можно поставить только после вскрытия и гадания на внутренностях. Разумеется, опыт вскрытий у меня совсем небольшой, но если хочешь, я позову Ленку Свеколт или Аббатикову? Ты как, все ещё желаешь узнать? Таня поежилась. Ей стало не по себе. Она ещё раз посмотрела на артефакт с отпечатавшийся мертвой саламандрой. – Я пас. Узнаю как-нибудь в другой раз, – сказала она. – Ну как хочешь. Моё дело предложить! – улыбнулся Шурасик и убрал ложечку. – Спасибо за помощь!.. Я… ну, в общем, правда, большое тебе спасибо! – проговорила Таня. – Не за что! Спокойной ночи, Татиана! И того… будь осторожна. Убить тебя, конечно, не пытались, но всё равно не нравится мне этот сглаз… Ох как не нравится!.. Его не чайник наложил, можешь мне поверить! В твою ауру точно шильце всадили – аккуратненько так!.. – с сочувствием сказал Шурасик. Он сделал шаг в сторону, запахнулся в плащ и неторопливо растаял в воздухе. "Славный он… только ужасно нелепый! Если б он не держался ещё всё время с такой важностью! – подумала Таня. – И хотела бы я все-таки знать, кто меня сглазил! Я бы ему сделала замечание двойным фронтисом!" – Ignoscito saepe alteri, nunquam tibi*! – укоризненно произнес перстень Феофила Гроттера, имевший привычку подзеркаливать её мысли. |
