— Интересно, далеко лодку унесло?

— Могло за несколько километров, там течение быстрое… Он ведь все правильно прикидывал, хрен старый. Те братки высадили бы их с Тузом и упилили пустые и чистые. Даже если б их менты задержали — кроме ершей и удочек, ни черта не нашли бы. И стояли бы эти братки до упора — знать не знаем, никого не везли! А пока менты на них время теряли, Вова уже давно бы тут кости грел и в ус не дул… Ну, ты идешь? А то опять засну…

Вот этот аргумент был решающий. Юрка сбросил с себя все сырое до последней тряпочки и запрыгнул в парилку. Ух и славно!

— Ты не бойся, — сказала Милка попросту, — я к тебе не полезу. Мне это дело сейчас по фигу. Конечно, ежели захочешь, можешь вставить, упираться не стану, только сейчас я как бревно деревянное…

— Ну и слава Богу, — сказал Юрка. — Мне лично сейчас главное — согреться и отмыться. А потом пожрать чего-нибудь. Интересно, есть тут у них чего-нибудь?

— Наверняка есть, — зевнула Милка. — Я бы тоже поела немножко — и опять поспала…

— Слышь, Мил, а ты машину водить умеешь?

— Не-а. А ты тоже нет?

— Ага.

— Ну и хрен с ним. Надо будет, пешком уйдешь, когда я сдохну…

— Брось ты…

— Не, это точно. У меня аптечка в рюкзачке осталась, а рюкзачок — в подвале. Там еще пять доз было. А теперь — хана… Пять часов ломки никто до конца не выдерживал, это точно. Знаешь, а я все ж таки надеялась, что Вова не врет… Понимала, конечно, что скорее всего отраву вколет, но чуточку надеялась…

— Он, когда помирал, — с некоторым запозданием сообщил Юрка, — сказал, будто у него тут, в доме, в подполе, чемодан зарыт с деньгами. Может, там и какое-нибудь лекарство от этих ваших уколов есть?

— Навряд ли, — мотнула головой Милка. — На фига ому вместе с деньгами что-то прятать? Врал он, конечно. Может, и про деньги врал. Может, там мина какая-нибудь лежит или отрава. Он, гад, любил химию всякую…

Таран задумался: да, это он как-то не учел, пока над трупом сидел! От этого гада и после смерти можно ждать пакости.

— Неужели ничего сделать нельзя? — произнес Юрка.

— Нет. Только перетерпеть, но это никто не может. Люди беситься начинают, вены себе грызть, головой об стены бьются… Я видела, как это бывает.

— А если тебя связать, например?

— Все равно. Сердце не выдерживает, в башке, говорят, сосуды лопаются. Короче, все равно хана наступает…

— Блин! Сидишь мылишься и так спокойно говоришь про такое! Удивительно…

— Чему удивляться? Я так не один год живу. Укололась, натрахалась, депресняк… Ломать начало — опять доза. И все по новой. Когда-нибудь все равно сдохнуть придется. Почему не сегодня? У меня что, есть для кого жить? Родителей нет, мужа нет, детишек тоже. А мне двадцать восемь, между прочим. Вся в картинках, — Милка размазала мыло по татуировке на плече. — Две ходки сделала, третья висит. И кому я сама нужна, скажи на милость? Тебе? Ты молодой, у тебя хорошая девчонка есть. И сам не червивый, хорошенький…

— Слушай, — сказал Таран, — а может, в больницу куда-нибудь доберемся? В наркологию какую-нибудь?

— Толку никакого. Они эту «дяди Вовину» химию не знают. И где мы эту больницу искать будем? Ты хоть знаешь, как отсюда до города добраться? Ну, и потом тебя менты заберут наверняка.