— К-к-куда?

Внятного ответа так и не получил — в буржуазном «бьюике» скучал второй костолом. Ему, как и тем двоим, поджидающим уборщицу Капу-Федору в тесной каморке, тоже не повезло. Верка отвлекла его внимания, мол, все ли у тебя, дружище, в порядке, а Чеченец между тем, приблизившись к авто, выпустил три пули в тренированный мощный загривок. Из стриженной квадратной черепушки, как из миски, выплеснулось на руль и ветровое стекло избыточное темное мозговое вещество.

По требованию Вирджинии я кинул «пушку» на месте, как пишут в милицейских протоколах, преступления, и мы поспешили прочь.

Под ногами поскрипывал пост-рождественский снежок, сохранившиеся с Нового года гирлянды нервным, но праздничным светом освещали нам путь. То, что остался без оружия, не смущало — если не ликвидировали до сих пор, значит, это кому-то надо. Кому? Какая разница, Алеха, сказал себе, жизнь продолжается и будет продолжаться до тех пор, пока ты сам не решишь перейти в другую вечность.

Наш путь был короток. У кинотеатра «Авангард» из репродуктора ревела модная песенка: «Ма-ма м-ма-марихуана, это не крапива. Ты её не трогай. Лучше без нее…».

Детишки весело плясали вокруг городской елки с рубиновой звездой наверху, опоясанной крашеными лампочками и припорошенной снегом, точно наркотической порошей.

На стоянке кинотеатра поджидала импортная лакированная «тойота» цвета морской штормовой волны. Стекла её были тонированы. Загадочная спутница тиснула в мою руку посеребренные ключики: крути руль, водило!

Праздничный и нищий мир с будущими, а ныне пляшущими вокруг елки маленькими мертвецами дрогнул и уплыл в прошлое. Куда и зачем ехали, не знал. И не интересовался. Понимал, лишь одно, что партия переходит в свое логическое окончание, мне неведомое. Очевидно, это осознавала и Вирджиния. Закурила, улыбнулась напряженной искусственной улыбкой:

— Ну как дела, Чеченец?

— Дела у тебя, любезная. А я при них.

— Вот это верно, — хрипловато засмеялась, посмотрела на ручные часики, потянулась к мобильному телефончику. — Тот, кто не задает вопросов, будет жить вечно.

Наш автомобиль выкатил на скоростную магистраль. Уже был вечер, и свет фар встречных машин слепил… Мне вспомнилось мертвенное лесное озерцо, когда я беспомощно рвал плотную его ткань в попытке спасти Сашку Серова. Теперь-то понимаю, что обманывался: как можно спасать тех, кто добровольно уходит в другую вечность?

— Добрый вечер, Москва, добрый вечер, столица, — наигранно-бодрый голосок спутницы отвлек меня. — Это я. Порядок, товарищ командир. А у вас?.. Так. Так. Да, договорились, — закончила разговор, снова взглянула на свои часики, после на меня. — Не кисни душой, Чеченец, вся жизнь впереди!

— Ему нечем киснуть, — сказал я.

— Что? — не поняла.

… У меня отличная зрительная память и я без труда узнал поворот на странную дачу, где однажды имел честь смотреть высокохудожественный фильм о самом себе. К счастью, туда мы с Веркой решили не ехать. Повторного просмотра не выдержал бы.

Я выключил мотор, и со стороны ночного леса к нам пришла тишина, изредка нарушаемая гулом моторов. Снег мерцал под рассеивающимся лунным светом. Весь мир казался нереальным, словно вырезанным из латунной жести, и в этом мире теней находились мы, люди. Люди?

— И что дальше? — не выдержал. — Кого ждем? Товарища командира Серова?

— И его тоже, — ответила неопределенно, смотря в лесную глубину леса и на слабо угадываемую бетонную дорогу. — Прости, давай обо всем… потом…

— Это когда потом?

— Тсс, — нервничала, затягиваясь сигаретой, как гробокопатель на свадьбе.