Размышляя о несправедливости судьбы, маленький Нкима совсем приуныл. Однако была иная, более серьезная причина для печали, от которой разрывалось его маленькое сердечко. Много-много лун тому назад ушел его хозяин, оставив его одного. Правда, он оставил Нкиму в хорошем уютном доме с добрыми людьми, которые кормили его, но маленький Нкима тосковал по великому Тармангани, чье обнаженное плечо служило единственным пристанищем, откуда он мог с полнейшей безнаказанностью швырять оскорбления миру. Вот уже долгое время маленький Нкима, пренебрегая опасностями леса и джунглей, искал своего любимого Тарзана.

Поскольку сердца измеряются содержанием в них любви и преданности, а не диаметрами в дюймах, то сердце маленького Нкимы было очень большим – настолько большим, что средний человек мог спрятать за ним свое собственное сердце да и себя впридачу – и вот уже долгое время оно представляло собой сплошную жгучую боль в тщедушной груди. Однако, к счастью для маленького ману, его ум был организован таким образом, что мог легко отвлечься даже от большого горя. Тяжелые мысли Нкимы могла прервать бабочка или сочная пища. Это было даже хорошо, ибо в противном случае он просто умер бы от горя.

Вот и сейчас, обратив свои печальные мысли к утрате, Нкима вдруг встрепенулся, уловив изменение в направлении ветерка, донесшего до его чутких ушей звук, не похожий на звуки джунглей, к которым он привык с детства. Звук явно диссонировал с остальными. А что вносит диссонанс в джунгли и повсюду, где бы он ни раздавался? Человек. Именно голоса людей и услышал Нкима.

Маленькая обезьянка бесшумно заскользила по деревьям в направлении, откуда донеслись звуки, и вскоре, помимо звуков, которые стали громче, обнаружилось еще кое-что, явившееся полным, окончательным подтверждением природы источника шума для Нкимы, как, впрочем, и для любого другого обитателя джунглей – запах.

Вы наверняка наблюдали, как собака, возможно, ваша собственная, как будто узнает вас по виду, но разве она когда-либо полностью удовлетворится, пока зрительное впечатление не подтвердится и не подкрепится ее чувствительными ноздрями?

Так же и с Нкимой. Его уши уловили присутствие людей, теперь же его ноздри окончательно убедили его в том, что поблизости находятся люди. Он думал о них не как о людях, а как о больших обезьянах. Там были Гомангани, большие черные обезьяны, – негры. Это поведал Нкиме его нос. Были также Тармангани. Те, кто представлялся Нкиме большими белыми обезьянами, были белыми людьми.

Он возбужденно потянул носом, пытаясь обнаружить знакомый запах любимого Тарзана, но его там не оказалось. Нкима понял это еще до того, как увидел незнакомцев.

Лагерь, который вскоре открылся сверху взору Нкимы, был хорошо обустроен. Судя по всему, он простоял здесь не день и не два и, вполне вероятно, простоит еще некоторое время. Ставили его не наспех. Виднелись палатки белых людей и шатры арабов, аккуратно выстроившиеся с почти военной четкостью, а за ними – легкие хижины негров, сложенные из того материала, которым наделила эту местность природа.

Под откинутым пологом одного арабского шатра сидели несколько бедуинов в белых бурнусах и пили свой неизменный кофе; под сенью высоченного дерева перед другой палаткой четверо белых увлеченно играли в карты; возле хижины группа дюжих воинов из племени галла играли в минкалу. Были здесь и чернокожие из других племен – выходцы из восточной и центральной Африки, а также несколько негров с западного побережья.

Опытный африканский путешественник или охотник, вероятно, затруднился бы дать точную классификацию всему этому пестрому смешению рас и цветов кожи. Чернокожих было слишком много, чтобы поверить, будто все они – носильщики, поскольку несмотря на большое количество груза, каждому из них практически не досталось бы ноши, даже учитывая наличие аскари, которые не носят ничего, кроме собственного оружия и амуниции.