XVII. ГОРОД ЗА КРЕПОСТНОЙ СТЕНОЙ

Спустившись на землю, Тарзан вновь обнаружил след девушки и тех, кто сопровождал ее, и двинулся по хорошо проторенной тропе. Тропа вывела его к ручью, где он утолил жажду, и шла дальше в центр долины. Тропу то и дело пересекали другие тропы, и повсюду виднелись следы и ощущался запах больших кошек: льва Нумы и пантеры Шиты.

За исключением мелких грызунов в долине, казалось, не водилось других животных. Ничто не указывало на присутствие оленя Бары, кабана Хорты, бизона Торго, Буто, Тантора и Дуро. А вот змея Гиста водилась, да в таком количестве, что даже видавший виды Тарзан был поражен. Гимла-крокодил также дал о себе знать запахом у одного водоема.

Наконец в поисках мяса он обратил свое внимание на птиц. В предыдущую ночь люди, напавшие вместе со зверями, его не тронули – то ли спешили, то ли посчитали мертвым. Так или иначе, оружие уцелело – копье, длинный нож, лук и стрелы, а также частенько выручавшая его травяная веревка.

Недолго думая, человек-обезьяна подстрелил большую птицу, что вызвало страшный гвалт среди ее сородичей и обезьян. Поднялся невообразимый шум, состоящий из визга и пронзительных криков.

Тарзан бы еще понял, если бы закричали в испуге соседки убитой, но то, что переполошился весь лес, вызвало в нем недоумение. В сердцах Тарзан испустил свой знаменитый клич победы и вызова.

Мгновенно воцарилась тишина, что произвело на Тарзана зловещее впечатление и лишь усилило его гнев. Занявшись птицей, он извлек стрелу, положил обратно в колчан, с помощью ножа снял кожу вместе с перьями и вонзил зубы в мясо. Ел он со злобой, будто ему угрожал враг, а скорее всего оттого, что птичье мясо было ему не по вкусу. Но лучше птица, чем ничего; интуиция же подсказывала ему, что мяса поблизости не сыскать. А с каким удовольствием он съел бы сочный кусок настоящего мяса. От одной этой мысли у него потекли слюнки, но он был вынужден довольствоваться невкусной добычей.

Он уже доедал птицу, как вдруг в кустах с разных сторон послышалось движение. Тарзан принюхался – к нему приближались львы. Причем они даже не считали нужным таиться, а двигались в открытую, судя по треску веток под их лапами и шуму продирающихся сквозь заросли тел.

Тарзан задумался над причиной их появления. Вряд ли они пришли на крики птиц и обезьян. Тогда что же их привело?

Размышляя над тем, какой способ нападения изберут львы, Тарзан увидел первого. При виде человека лев с черной гривой остановился. Зверь был поменьше и посветлее, чем черный Нума из ловушки.

Вскоре среди кустов и деревьев показались остальные. Львы остановились, разглядывая человека-обезьяну, и пока ничего не предпринимали. Тарзан невозмутимо принялся обгладывать кости, ожидая действий со стороны хищников.

Один за другим львы улеглись, не выпуская его из виду. Такое поведение львов Тарзан видел впервые. Разозлившись, он стал осыпать их грубой бранью, на манер обезьян, научивших его этому еще в детстве.

Он называл их Данго – пожирателями падали, сравнивал с омерзительной Гистой, змеей, наконец стал бросать в них пригоршнями землю. На последнюю его выходку хищники зарычали, но с места не сдвинулись.

– Трусы, – издевался над ними Тарзан. – Нумы с сердцем оленя Бары!

По обычаям джунглей Тарзан стал угрожать им и живописать, какие жуткие вещи он проделает с ними. Львы продолжали лежать.

Спустя полчаса после их появления Тарзан услышал звуки шагов по тропе. Существо было двуногим, и, хотя запаха он не почуял, Тарзан определил, что приближается человек. Вскоре на тропе показался человек, остановившийся возле льва, который появился первым.

Тарзан сразу понял, что явился тот, чей след был обнаружен им прошлой ночью, и что отличается он от известных Тарзану людей не только своим запахом.

Подошедший оказался крепкого телосложения с цветом кожи, напоминавшим пожелтевший от времени пергамент.