Всем телом, включая заплаканные очки. И ничего не поделаешь. Таков порядок. Отснято.
Телевидение ехало в синей маршрутке, прыгая на ухабах и пропадая в пыли. Шум мотора заглушался криками летящей следом детворы.
Телевизионщики запаздывали; археологи уже давно ходили причесанные, выбритые и злые. На столах, застеленных парткомовским кумачом, лежала флегматичная глиняная голова в кудряшках. Еще — благословляющие кисти рук и несколько почти целых кувшинов… Кружились насекомые, обманутые красным цветом скатерти.
Еще один стол был подготовлен в доме раиса, но уже не для съемок, а послесъемочного отдыха. Фарфоровые чайники с водкой, миндаль; с кухни пахнет чищеной морковью и зарезанным бараном — будет плов. Профессор Савинский глядит на приближающееся телевидение и бесшумно ругается одними губами.
Юсуф стоит около своего раскопа, в одолженной австрийской рубашке. На красном столе лежит его голова, четвертый век. Юсуф ищет глазами доктора Блютнера. Интересно, почему сына все-таки назвали Султаном?
Телевидение тормозит, дети прыгают, профессор надевает пиджак с маленьким орденом на лацкане. Когда он будет показывать находки, скажет: «А вот кувшин, на котором сохранилась забавная надпись: „Этот кувшин принадлежит монаху Дхармамитре, не воровать“. Как видите, древние служители культа ревностно оберегали свою собственность. И что же? Прошли века, и кувшин, сохраненный в гостеприимной узбекской земле… Нет, пожалуй, про гостеприимство надо будет сказать отдельно, не вклинивая. И кувшин, сбереженный… Теперь принадлежит… Ладно, потом».
Последним из машины вылезло бесцветное существо и ласково улыбнулось осенней пустыне. С этой рассеянной улыбкой оно простояло, прислонившись к машине, еще минут пять, пока телевизионщики раскладывали технику, смеялись о чем-то с археологами и жадно пили теплую воду. Потом существо легко подошло к стоявшему поодаль Доктору и произнесло сквозь улыбку:
— Их хайсе Артур. Зер ангенейм.
Доктор посмотрел на молодого человека недоверчиво, словно отказываясь поверить, что перед ним действительно Артур. Тут позади возникла телевизионщица с блокнотом и энергично прокартавила:
— Артурик, немецкий практикуешь? Молодечек… Это Артур, наш ведущий, — заявила она Доктору. И полетела дальше.
Доктор рассеянно улыбнулся.
— Артур Афлатулин, кунстлер унд кунствиссеншафтлер, — еще раз представился Артур.
Между знакомящимися пролегла длинная упитанная тень. Артурик поднял выцветшие голубые глаза и увидел полного блондина в розовой рубашке. Тонкие благовония, распространенные незнакомцем, делали его похожим на древнего сирийца или парфянина. Но как только маска, созданная запахом, спала, Артурик увидел перед собой обычного розового немца. Вроде тех, у кого он постреливал в Интуристе сигареты.
— Э-э… Будьте знакомы, — Доктор повернулся к Артурику. — Мой аспирант, студент Венского университета господин Артур Брайзахер, знаток эпиграфики. Артур, вот вам неожиданный наменсбрудер, товарищ Артур… э-э…
— Можно просто Артур, фамилии часто затрудняют международные контакты, — сказал Артурик.
— Вот как? Моя фамилия мне в этом, как правило, помогала. Так вот, Артур, твой наменсбрудер, или по-русски toska, — ведущий наших телемучений, человек, имеющий какое-то отношение к искусству. Кроме того, он интересуется немецким языком.
И исчез, сославшись на экстренную консультацию с профессором Савинским.
— Доктор… Он же — Доктор! — объяснил Брайзахер, когда они остались вдвоем. И доверительно пожаловался: — Мне так жмут эти новые брюки…
Тезки поговорили об удивительной биографии Доктора (путь от безвестного врача до всемирно признанного историка) и разошлись. |