Еще через три дня скверные последствия голодовки начали проявляться в полной мере, усугубив и без того нелегкие отношения. Люди почти не разговаривали, долгие дни тянулись час за часом в полном молчании.

Бутс не замедлил продемонстрировать свою животную сущность: он без конца твердил Элис, что если уж им всем суждено умереть, почему бы напоследок не позабавиться, попробовав такую сочную телку, по крайней мере ему, коли у других нет аппетита. Девушка воспринимала его разглагольствования всерьез и содрогалась от ужаса.

Однажды Бутс и Либейнон зашли слишком далеко и грянула буря. Полуденное солнце припекало вовсю, тонкая рубашка Элис, пропитавшись потом, облепила роскошные формы девушки, обрисовав ее полные груди. Бутс и Либейнон уселись перед нею и принялись мастурбировать, словно обезумевшие павианы, с неистовством, внушавшим страх. Урибе и Кловиц возмутились и попытались их остановить. Свободной рукой Бутс наставил на них пистолет и не опускал ствол даже когда он сам, а затем его прихвостень, извергли семя на спину девушки, которая свернулась клубочком на носу шлюпки и рыдала, прикрыв голову руками.

Начиная с этого момента оружие всегда было наготове. Ночью Бутс и Либейнон спали по очереди, сменяя друг друга, чтобы постоянно держать своих спутников под прицелом.

Утром Бутс объявил, что пить воду разрешено только ему, его приятелю и девушке. Урибе и Кловиц попробовали вразумить его. Бутс ткнул дулом в лоб Томаса и взвел курок… В следующий миг он провернул пистолет, ухватил его за дуло и рукоятью нанес Урибе удар в челюсть, раскрошив зуб… Но Бутс не собирался убивать испанца; он придумал забаву получше. Он заставил Мариона, Гари и Томаса собраться вместе на корме и сидеть тихо. Затем он потребовал, чтобы Элис встала в полный рост на носу, на виду у всех, и не торопясь сняла с себя одежду, если желает сохранить жизнь своим друзьям.

Ее воля к сопротивлению была сломлена, она заплакала и медленно неловко разделась. Бутс отдал пистолет Либейнону и изнасиловал малышку там же, на носу, набросившись на нее, точно дикий зверь. На пенисе, извлеченном из тела девушки, была кровь: Элис оказалась девственницей.

Либейнон взял ее сзади, поставив на колени; отдохнув, оба негодяя занялись ею одновременно. Насилуя ее в рот, Бутс с вызовом глядел на Томаса, нацелив на него пистолет.

До захода солнца Бутс и Либейнон еще раз развлеклись с Элис, уже без спешки, испробовав на практике кое-какие свои сексуальные фантазии.

В ту ночь, подкарауливая мерзавцев, Томас Урибе ни на секунду не сомкнул глаз, хотя и притворялся спящим. Четыре дня строгого поста в сочетании с усталостью от половых излишеств не могли пройти бесследно. Так и вышло.

С первыми проблесками рассвета Либейнон, несший дежурство в то время, как Бутс храпел рядом, начал клевать носом; дремота сморила его. Дважды голова его падала на грудь, но он еще находил силы стряхнуть сон. На третий раз он крепко заснул: момент настал. Однако Гарри Кловиц, расположившийся на ночлег гораздо ближе к Либейнону, опередил Томаса. Он молниеносно вскочил, в тот же миг раздался звонкий металлический щелчок выкидного ножа, которого до тех пор никто не видел. Калифорниец вонзил длинное лезвие в глотку Либейнону и еще раз ударил в грудь, а тем временем Урибе завладел пистолетом. Либейнон отошел в небытие во сне. Бутс, пробудившись, обнаружил, что дуло пистолета сорок пятого калибра, уперлось ему в переносицу. Но тут произошло нечто совершенно невероятное: безвольный помощник кока Марион Прайс кинулся к трупу, схватил солдатскую каску Либейнона – воды в ней уже не осталось – и подставил наподобие миски под алую струю, фонтаном бившую из перерезанного горла. Он лишь на мгновение прервал процесс, с жадностью отхлебнув горячей крови, а затем продолжил наполнять емкость. Все, включая Бутса, окаменели от ужаса. Из оцепенения их вывел истерический вопль Элис Рампино, отчаянно требовавшей пистолет, чтобы застрелить Бутса… Мужчины об этом уже не думали.