И вот Соболевского нет. Пошли пятые сутки, а тайфун все не утихал, и надежда на то, что летчик остался жив, становилась все призрачней...

Увидев Владимира Васильевича, Вероника вытерла глаза, и, пошатываясь, встала. А когда он подошел к ней и обнял, чтобы утешить, она громко разрыдалась, содрогаясь всем телом.

Владимир Васильевич молчал, понимая, что слова ещё больше разбередят её душу. Лишь когда всхлипывания стали затихать, сказал как можно убедительнее:

- К вечеру тайфун утихнет, и мы сразу продолжим поиски. Я уверен, что Олег катапультировался. Ветер дул к берегу и если не унес его в тайгу, то он приводнился где-то у берега.

Вероника покачала головой.

- Не надо успокаивать меня, Владимир Васильевич. Во всем виновата я. Я будто проклятая, всем доставляю только горе.

- Не говори чепухи. Наберись мужества - ты же сильная женщина. А удары судьбы подстерегают каждого... Мне не легче, ведь Олега я любил и как летчика и как человека.

Встала и Софья Борисовна.

- Ей надо сделать укол. Она четвертые сутки не спит. А в поликлинике говорят, что нет лекарств. Позвони, может, тебя послушают, найдут что-нибуль. - Сказала твердо, властно, словно отдавала приказ. Владимир Васильевич знал - в доме командует она, хотя и у мужа не слабый характер. Женщины избрали Софью Борисовну председателем женсовета, и она охотно вникала в жизнь и быт семей офицеров, организовывала коллективные выезды в театр, посещала солдатскую казарму, следя за обеспечением и санитарным порядком. Майорша имела медицинское образование, но из-за отсутствия вакансий в гарнизонной поликлинике помогала больным бескорыстно, на общественных началах.

- Хорошо, я позвоню в поликлинику, - пообещал Владимир Васильевич. Если у них нет, пошлю в город. Спасибо тебе, Софья Борисовна. - И поцеловал Веронику в щеку. - Успокойся. Слезами горю не поможешь. Будем искать и надеяться.

4

Старший лейтенант Гаврилов утром следующего дня снова был у выгребной ямы туалета. Младший сержант Ярочкин вел себя ещё агрессивнее и наглее его чуть ли не силой удалось заставить продолжить работу.

- Я уже все достал, что там было, - зло говорил он, остервенело шуруя палкой в вонючей жиже.

- А где третья и четвертая страницы? - Гаврилов тоже еле сдерживал гнев. Нюхать второй день "ароматы" солдатского сорта ему осточертело, но списки надо было найти до единой страницы: может, и в самом деле младший сержант запродал кому-то данные на определенных солдат - ныне время такое, всего можно ожидать. - Копни поглубже, что ты сверху елозишь.

Ярочкин, стиснув зубы, подошел ближе к яме и, отвернув лицо, засунул шест на всю глубину. Поковырял там и вдруг сказал с сарказмом:

- Кажись, клад с золотом подцепил. Что-то тяжеленное. - И потянул "кошку" наверх. Из вонючей жижи показалась нога, обутая в босоножку. Лямки босоножки попали под крючья "кошки" и держали находку прочно. Руки младшего сержанта задрожали, и он чуть не выронил шест.

- Не упусти! - успел крикнуть старший лейтенант. Схватился за шест и помог Ярочкину вытащить из ямы женское тело, обезображенное хлорной известью до неузнаваемости. И платье на трупе было обесцвечено, порвано в нескольких местах. К шее веревкой привязана пудовая гиря.

Оба, старший лейтенант и солдат, ошарашено смотрели друг на друга.

- Вот это клад! - вымолвил наконец Гаврилов. - От такого и во сне мурашки побегут по телу. - Снова помолчал. - Вот что, Ярочкин. Ты постой здесь, а я пойду доложу кому следует. Это уже не моя епархия.

В первую очередь Гаврилов проинформировал свое начальство, затем позвонил в милицию и начальнику гарнизона подполковнику Родионову командир отдельной эскадрильи исполнял и эту обязанность, - но его ни дома, ни в штабе не нашел.