— А те двое не засекли тебя?

— Нет, я, слава Богу, не чокнутый и за руку их не хватал. Вышли из трамвая, поплелись, я за ними, на дистанции, конечно. Через какие-то проходные подворотни и дворы, я даже не знал, что такие заныры есть еще, понятия не имею, на какой улице все это числится. В одном дворе мои голубки куда-то скрылись, и тю-тю… Покажу тебе, где это, и у меня предложение. Поглядеть…

— Погоди, у меня тоже предложение. Покажешь, купишь газету и уткнешься в нее.

— Зачем это? — изумился Павел.

— Да просто чтоб не светился твой циферблат, так, кажется, говорят. Самое лучшее — газета. Они тебя знают, раз отцепились, не лезь по новой, иначе займутся тобой поэнергичнее. А меня никто не видел. Пойду одна.

Павлу это не понравилось.

— Я бы хотел тоже…

— Или ты покупаешь газету, или я поворачиваю оглобли. Всему есть границы, даже лопоухости. Учти, я сама на материнских позициях много лет. Тебе бы не газету, а чугунок на башку насадить. Тоже хорошо заслоняет.

Я оставила его в машине с «Подругой», иной прессы в киоске не нашлось, и отправилась в указанном направлении. Трассу Павел описал подробно, прошла две подворотни и два двора, потом еще улицей и проходным коридором в каком-то доме, пока не уперлась наконец в подвальную дверь, наглухо запертую на засов. Из человеческих экземпляров встретила худющую нищую бабу с огромной продуктовой сумкой, а также грязного сопляка с фонарем под глазом. Повернула назад, выглянула на соседний двор-колодец, по-видимому, двор уже вел в ненужном мне направлении, вернулась обратно — сопляк как раз отодвигал засов на двери в подвал. Интересно, что он здесь делает? Я притаилась в закутке, где он не мог меня заметить. Тут-то и сообразила, чем занимаюсь: таскаюсь по Праге по каким-то подозрительным закоулкам, вместо того чтобы искать у знакомых деньги на дело! Все эти развалюхи не зайцы, никуда не денутся и до будущей недели, а бриллиант подождет только до одиннадцати…

Не будь семидесяти тысяч от пани Крысковой, очень даже возможно, махнула бы я рукой на выгодное капиталовложение, полезла бы за сопляком в подвал, и покой мне обеспечили бы навсегда. Однако легкомысленно взятые деньги, как ни крути, обязывали, и времени у меня оставалось в обрез. Бросила я сопляка, дворы, наркоманские проблемы и в темпе рванула к машине, так что даже напугала Павла.

— Что случилось? За тобой погоня?!

— Нет, — ответила, трогаясь с места. — Только пора и о делах подумать — мне сейчас надо насобирать денег! Пока ничего интересного, а ты не дрейфь, вернусь, как только проверну бриллиантовую аферу…

В ювелирный я и в самом деле явилась первой. Продавщиц было две, моя вчерашняя стояла у прилавка, вторая что-то укладывала в витрине.

— Добрый день, пани, — поздоровалась я вежливо. — Вот деньги. Покупаю этот бриллиант.

Она бегло взглянула на меня, и, клянусь, взглянула опасливо. А может, мне показалось…

— О чем речь? — холодно спросила она, помолчав.

— Да о бриллианте, который вы отложили для меня. Мы еще вчера вечером рассматривали его…

— Бриллиантов нет, — отрезала она бесстрастно и показала на застекленную витрину, где лежали серебряные кулоны. — Вот наличный товар.

Я и разочароваться не успела, подумала только, не набекрень ли у нее зрительная память.

— Да нет же. Я напомню пани. Бриллиант советский, четыре и восемь десятых карата. Мы смотрели камень вчера в половине седьмого, была здесь и пани Крыскова…

— Пани Крыскова здесь не работает.

Я удивленно воззрилась на нее.