– Боже мой! Похоже, по ту сторону изгороди разыгралась буря, – сказал Феликс, подойдя к пианино. Он заметил, за клавишами сидит Дора Фезервейт, богатая наследница, которой он оказывал внимание в надежде, что она захочет взять фамилию Роллестон. Поэтому, когда добросовестная Дора парализовала слушателей последним ударом по клавишам, издав такой звук, будто джентльмен, перелезающий через изгородь, рухнул в парник с огурцами, Феликс очень громко выразил свое восхищение.

– Такое мощное произведение, мисс Фезервейт! – сказал он, опускаясь в кресло и мысленно удивляясь, как какая нибудь струна не порвалась при этом последнем ударе. – Вы вложили душу в эту мелодию!

«И всю мускульную силу, видит бог», – добавил он мысленно.

– Это лишь дело практики, – ответила Дора со скромным румянцем. – Я играю на пианино по четыре часа каждый день.

«Боже мой! – подумал Роллестон. – Как же нелегко приходится ее семье!» Но эту мысль он оставил при себе и, переместив монокль на левый глаз, просто произнес:

– Как повезло вашему пианино…

Мисс Фезервейт, не способная подобрать ответ на такое замечание, опустила взгляд и загорелась румянцем, в то время как хитроумный Феликс поднял взгляд и вздохнул.

Мадж и Брайан в это время сидели в углу комнаты, обсуждая смерть Уайта.

– Мне он никогда не нравился, – сказала девушка, – но это ужасно, что он вот так погиб.

– Не знаю, – ответил ее возлюбленный мрачно, – судя по тому, что я слышал, смерть от хлороформа сравнительно легкая.

– Смерть не может быть легкой, – возразила Мадж. – Особенно для молодого человека, полного здоровья и сильного духом, каким был Уайт.

– Кажется, ты жалеешь его, – заметил молодой человек с ревностью.

– А ты нет? – спросила его невеста с некоторым удивлением.

– De mortuis nil nisi bonum , – процитировал Фицджеральд. – Но поскольку при жизни я его ненавидел, вряд ли теперь от меня можно ожидать сожалений.

Мадж не ответила, а лишь быстро взглянула на его лицо и впервые заметила, что он выглядел нездоровым.

– Что с тобой, дорогой? – спросила она, положив руку ему на плечо. – Ты неважно выглядишь.

– Ничего ничего, – ответил Брайан поспешно. – Я немного переволновался из за работы… Но пойдем же, – сказал он, вставая, – пойдем на улицу, а то твой отец уже попросил паровой свисток что то спеть.

Паровым свистком была Джулия Фезервейт, сестра возлюбленной Роллестона, и Мадж еле сдержала смешок, направившись на веранду с Фицджеральдом.

– Как тебе не стыдно, – сказала она, разразившись смехом, когда они вышли, – ее учили лучшие учителя.

– Как я им сочувствую, – ответил Брайан мрачно, услышав, как Джулия начала исполнять своим пронзительным голосом песню «Еще одна встреча». – Я лучше послушаю завывания призрака в замке, чем встречусь с ней снова, одной встречи более чем достаточно.

Мадж ничего не ответила. Облокотившись на ограду веранды, она любовалась лунной ночью. На лужайке в саду гуляли люди, некоторые из них останавливались и прислушивались к пронзительному голосу Джулии. Один мужчина казался особенно заинтересованным музыкой, поскольку не отводил взгляда от ограды дома. Брайан и Мадж говорили на разные темы, но каждый раз, когда девушка поднимала голову, она видела того мужчину, смотрящего на дом.

– Что ему надо, Брайан? – спросила она.

– Кому? – не понял ее жених.