– Прошу всех выбирать выражения, – гордо вскинул орлиный профиль ротмистр.

Господин Апышко шагнул к доктору и с оскорбленным видом возразил:

– Уверяю вас, здесь какая-то ошибка, я не был знаком с мадемуазель Ляшко... Впрочем, я предлагаю перейти от взаимных упреков к разрешению возникшей ситуации. Прошу вас присесть, Мария Николаевна, – обратился он к Муре, – у вас очень усталый вид.

После недолгого раздумья обе дочери профессора Муромцева опустились на предложенные им стулья. Мужчины остались стоять: доктор Коровкин и Иллионский против Шлегера, Апышко, Золлоева.

– Итак, господин Шлегер, я жду ваших объяснений, – упрямо повторил доктор Коровкин, отведя чуть в сторону и назад руку с саквояжем.

– А почему я должен давать объяснения неизвестному мне господину? – нагло улыбнулся обворожительный Раймонд. – Правила приличия требуют назвать свое имя.

– Я – доктор Коровкин, Клим Кириллович, – процедил сквозь зубы разъяренный спутник поникших девушек. – А вот кто вы? Действительно ли вы тот, за кого себя выдаете?

– Вы мне угрожаете? – улыбнулся Шлегер и, отступив чуть назад, рассматривал доктора, как какое-то мельтешащее перед глазами насекомое.

– Скажите спасибо, что пока еще здесь нет полиции, – язвительно охладил зарвавшегося коммерсанта доктор и, размахивая саквояжем, сделал шаг вперед.

– Нет, нет, – хрипло проговорил Иллионский-Третий, удерживая доктора за рукав пальто, – Раймонд, прошу вас, не зарывайтесь. Полиция нам не нужна. Попробуем уладить дело без нее. Мне моя репутация дорога.

– Надо было думать о репутации раньше, – с досадой заметил Арсений Апышко, – в прошлый раз, когда вы тут закладывали за воротник...

– Ничего не поздно исправить, – настаивал Иллионскии, – лучше повиниться и попросить прощения.

– Сначала деньги. – Губы Шлегера тронула холодная усмешка. – Вы проиграли пари. Барышня сбежала при первой же возможности. Она вас раскусила.

– Деньги, извольте. – Иллионскии порылся в кармане, достал портмоне и вынув несколько сторублевых ассигнаций, сунул их лощеному коммерсанту.

– Так-то лучше. – Президент благотворительного фонда «Хрустальный Петербург» аккуратно сложил купюры и запихнул их во внутренний карман фрака.

Доктор Коровкин перевел взгляд на Брунгильду – ее щеки медленно заливал болезненный румянец стыда. После бурной сцены в театре девушка явно ощущала упадок сил.

– Итак? – Клим Кириллович сделал еще шаг вперед. – Я жду?

– Шутка. Всего лишь шутка, – холодно вскинул глаза вновь отступивший Шлегер. – Максим вам наверняка все рассказал, а я готов подтвердить. И господа Апышко и Золлоев тоже.

– Но как вы посмели так дурно шутить? – возмутился Клим Кириллович. – Зачем?

– Если вы настаиваете, я объясню. Выйдя от Стасова, мы вчетвером отправились сюда поужинать. Были взволнованы встречей с профессором Муромцевым: фактически все остались с носом. А в таком состоянии Бахус сильней бьет по голове... Выпили немного лишнего. И получилось все само собой... Максим похвалялся своей гениальностью, а мы над ним посмеивались, задирали его... Его артистический талант способен пробуждать чувства у экзальтированных поклонниц: восторги, восхищение, любовь, страсть... А вот можно ли театральными средствами внушить настоящее чувство: сострадания, сочувствия?.. И не фанатичным обожательницам, не чокнутым театралкам, а девушке строгой, приличной, безупречной?.