Дело закончено, а повести еще нет. Не потому, что автору шаль расставаться с героями своей, во многом не вымышленной повести, а потому, что нельзя оставить за бортом некоторые немаловажные детали. Остается досказать совсем немного.

***

- Что-то вы в последние дни сияете, как новый полтинник, - такими словами встретила Чернобровина Зинаида Васильевна Ковальчук.

Она сидела на постели в пестром халатике, повязки были уже сняты и их заменила белая шапочка, под которую были подобраны ее рыжевато-золотистые кудри.

- С подарком сегодня, Зинаида Васильевна!

- Можно узнать - с каким?

- Условие: в обморок не падать. Завещание найдено!

- Не может быть!!! Когда?

- Три дня назад.

- Рассказывайте же!

Чернобровин принялся подробно рассказывать историю своих мучений и успехов.

- Теперь вы сможете добавить в свою диссертацию пару интересных страниц! - заключил старший лейтенант.

- Да, это вполне в стиле Завалишина. Он бросил свое завещание в будущее, как мореплаватель бросает в бушующее море запечатанную бутылку с вестью о себе, надеясь, что она доплывет до мира живых. И она доплыла... А Николай Бестужев - какой искусник! Ведь это действительно был замечательный художник. Но что же вы молчали три дня, бессовестный!

- Прошу извинить, Зинаида Васильевна! Нужно было кое-что уточнить. Оказалось, что бериллы являются ценнейшим сырьем для атомной техники, для постройки космических кораблей. Позавчера из Читы вылетели на вертолете разведывать месторождение. Я ждал результатов.

- Нашли?

- Нашли. Ничего не тронуто, там такая глухомань...

- Потом Чернобровин полушутя сказал

- А знаете, Зинаида Васильевна, пословицу "Нет худа без добра". Не было бы этой истории и лежало бы сокровище под спудом еще, кто знает сколько лет. И не сидели бы мы с вами сейчас рядом...

- Нет уж, оставьте! Так знаете до всего можно договориться: если бы не пробили мне голову...

Перестала смеяться и, посерьезнев, сказала тихо:

- Какой вы все-таки молодец! И какая у вас интересная, сложная и благородная работа...

И подарила взглядом, который Чернобровин не променял бы на все бериллы и изумруды в мире.

***

Прошло две недели. Полковник Максимов после очередного доклада Чернобровина - теперь уже капитана - вспомнил о музейном деле и, хитро прищурившись, сказал:

- Эх, Вадим Николаевич, вот вам кажется, что вы знаете все об этом деле. А ведь не все...

- Например, товарищ полковник?

- Каким образом дверь за Сухоруковым оказалась снова опечатанной?

- Верно, товарищ полковник. Сознаюсь, так и осталась для меня эта деталь загадочной. Факиры в Крутоярске не водятся, а помощника у Сухорослова не было. А вам известно, каким образом?

- Известно.

- Окажите, Ефим Антонович.

- Скажу. Только чур: разгадку за разгадку. Вы мне тоже на один вопрос ответите.

- Согласен.

- Ее запечатал снова... Кирюхин. Он мне сам признался. Увидел, что шпагат болтается, и ужаснулся. Как же: дважды в одну ночь проштрафился. Проглядел, как в музей залезли, - раз, и допустил, что печать сорванной оказалась, - два. Больше всего ответственности за последнее боялся печать, да еще милицейская. Приладил снова веревочку да еще большим пальцем прижал. А вы упустили эту деталь. А то бы новый великолепный отпечаток имели - с кирюхинского большого пальца. То-то было бы хлопот: ведь Кирюхин ни в каких картотеках не значится...

И еще интересная новость: Наставник сознался, что знает секрет завещания. Долго упирался, путал, потом видит - дело дрянь, сдался. Нашли они, действительно, там ключ к этому документу. Когда Наставник от Сухорослова узнал о содержимом папки, то приказал всю папку унести, чтобы ни одна душа не догадалась, что он именно портрет ищет. И вот предлагает самоуверенно, нагловато этак: "Могу открыть секрет. Не даром, конечно, а в обмен на смягчение моей участи.