Прежде чем он досчитал до ста, дождь разошёлся. Но Санька добавил для страховки ещё двадцать и только потом начал сползать вниз. Рубашка зацепилась за какой-то выступ, затрещала, брызнули оторвавшиеся пуговицы. Но Санька и не заметил. Он бросился к берегу по раскисшей болотной тропинке. Почувствовав, наконец, под собой твёрдую землю, он дал себе минутную передышку, огляделся, прислушался и побежал по прибрежной дорожке.

А дождь всё поливал и поливал, неторопливый, нудный. Ветер стряхивал капли с листьев, раскачивал еловые лапы. Болото слева лежало тяжёлое и угрюмое. Но Санька смотрел лишь вправо. Где-то здесь, поблизости должна быть надломленная осинка и поворот на тропу, ведущую к деревне.

Да вот, кажется, и она!.. В глубь леса уходила дорожка, но осины на повороте не было!

Санька побежал дальше вдоль берега, а в груди у него нарастало беспокойство: может быть, он уже проскочил свою метку?

Но вот ещё одна дорожка сворачивает в лес!.. И опять вблизи ни единой осины!

Санька повертелся на месте, потом повернул назад. Он запыхался. Ноги у него заплетались. Но он добежал до того места, откуда были видны камень и цепочка хилых деревцев. Здесь Санька остановился. «Не торопись! — ободрял он себя. — Иди теперь прочь от камня, иди медленно, шагом, и смотри вправо! Не сгорела же эта проклятая осина!» И, повернувшись к камню спиной, он пошёл, внимательно вглядываясь в мокрые заросли.

Потемнело ещё больше. То ли тучи сгустились, то ли наступал вечер — Санька не знал. Он потерял представление о времени, но ещё храбрился и надеялся, что найдёт осинку с надломленной веткой.

Три дорожки попались ему на пути. Все они вели от берега в лес, но ни на одном повороте не было Санькиной метки. И тогда он решился на отчаянный шаг. Вернувшись к средней дорожке, Санька свернул на неё, оставив позади прибрежную тропинку. Он чувствовал, что делает не так, но бродить около болота было бессмысленно.

Мрачный и мокрый лес проглотил Саньку, сомкнулся над его головой и обступил со всех сторон. Шлёпал по листьям дождь. Вокруг поскрипывало, булькало, шуршало. Тихие пугающие звуки неслись отовсюду.

Тропинка виляла то вправо, то влево. И за каждым поворотом в сумеречном обманчивом свете Саньке чудилось что-то страшное. Кусты казались лохматыми чудовищами. Корни превращались в толстых удавов. Пни напоминали притаившихся осьминогов.

Но не эти ужасы сломили Саньку. Собрав в кулак всю свою волю, он шёл вперёд, пока не увидел просвет. Тут уж Санька не пожалел ног и вихрем вынесся из лесного тоннеля. Последняя ветка мокрой плёткой хлестнула его по щеке, и он очутился… на краю болота.

И здесь, у бескрайней трясины, окутанной туманом, Санька потерял всё: и силу, и волю, и способность бороться. Он больше не мог ни бежать, ни идти, ни думать. Он боялся шевельнуться, боялся крикнуть, боялся громко дышать. На цыпочках прокрался он под густую ель и прислонился к стволу. Ноги не держали — подогнулись. Он опустился на корень и закрыл глаза.

Судят ли победителей?

Саньку судили.

Правда, прежде чем судить, его пришлось выручать из беды. Ребята нашли его у болота и привели в деревню.

Оглядев грязного, измученного Саньку в мокрой порванной рубашке, на которой не осталось ни одной пуговицы, Мишук сказал:

— Отправляйся домой!.. Завтра разговор будет!

Санька взмолился:

— Ребята! Я целый день вас не видел!.. Пойдемте в штаб! Там что хотите со мной делайте!.. Ну виноват! Не спорю!.. Зато я кое-что узнал!

Санька по очереди смотрел на мальчишек заискивающими глазами.