«Скворешня», – решил Павлик и прибавил шагу, чтобы нагнать своего друга, но сейчас же подумал, что каюта Скво-решни находится значительно дальше и, следовательно, это кто-то другой.

    Вдали, сквозь арки двух отсеков, пятно ярко освещенного снизу люка потемнело. Кто-то спускался в машинное отделение. Павлик взглянул на дощечку заинтересовавшей его двери: «Главный механик Федор Михайлович Горелов». Почему-то сразу замедлились шаги и пропало желание догонять. Павлик опустил глаза. На полу, у двери, белел маленький обрывок бумаги. Он был совершенно неуместен в этом блестевшем чистотой коридоре, он резал глаза Павлику, уже привыкшему к образцовому порядку на подлодке. Павлик почти непроизвольно нагнулся и поднял бумажку, чтобы бросить ее в первый же люк мусоропровода. На бумажке промелькнули цифры, значки, обрывки слов, обычных здесь на морском судне: «…гассово море… точные координаты…» «А что такое „координаты“? – подумал Павлик. – Надо будет спросить Цоя». И продолжал читать: «… 7°4б'3б" сев. широты и 5…бина шестьсот пятьдес… Красные пояса…цать шестого мая…чно восемнадцать час… не забудьте гидро… Кро…»

    Кто-то осторожно взял Павлика за локоть и наклонился над обрывком бумажки.

    Павлик поднял глаза. Над ним, перегнувшись почти пополам, стоял Горелов. Он был восково-бледен. Длинные тонкие губы посерели, изогнулись в натянутой, мертвой улыбке. В его глубоко запавших черных глазах стоял страх. Высокий лоб был покрыт мелкими каплями пота.

    Сам не понимая почему, Павлик вдруг почувствовал, как этот страх передался и ему. Не сводя с Горелова поднятых глаз, он испуганно бормотал:

    – Это я только что… только что нашел, Федор Михайлович…

    Улыбка сошла с лица Горелова. Он взял обрывок из рук Павлика, выпрямился, вгляделся в бумажку и хрипло спросил:

    – Где же ты нашел ее, Павлик? А впрочем, какая чепуха! Прости, пожалуйста, что я помешал тебе… Что за чертовщина! Мне почему-то показалось, что я потерял одну секретную бумагу…

    Он сунул пальцы в верхний карман своего кителя и извлек небольшой, аккуратно сложенный листок бумаги.

    – А она – вот она! Лежит себе и помалкивает. Фу, до чего я перепугался, Павлик! Ты ведь знаешь, как у нас строго с военными секретами… Опускаюсь в люк, оглянулся и вижу – ты нагнулся у двери моей каюты, поднял бумажку и читаешь. У меня прямо сердце упало от испуга. Оказывается, такая чепуховина! – Он опять посмотрел на лоскуток бумажки, повертел между пальцами и рассмеялся: – И к тому же вообще не моя. Вероятно, кто-то уронил, проходя тут. Ну, ты не сердишься на меня, Павлик?

    Страх еще прятался в широко раскрытых глазах Павлика и губы незаметно дрожали мелкой дрожью, но он ответил, чуть запинаясь:

    – Нет… конечно… Я только очень испугался… Вы так смотрели на меня… – И Павлик слабо улыбнулся, робко глядя снизу вверх на Горелова.

    – Ну, вот и отлично! Помирились, значит. Ты куда сейчас направлялся?… Знаешь что? Я иду в электролизное отделение. Ты там бывал? Наверно, нет! А там очень интересно. Пойдем со мной. Я тебя все объясню.

    Он небрежно сунул обрывок бумажки в карман, круто повернулся и зашагал по коридору. Павлик молча последовал за ним.

    Они спустились в люк по винтовой металлической лестнице и попали в залитый светом нижний коридор, тоже разделявшийся водонепроницаемыми переборками на отдельные отсеки.