Но береговые службы все утро передавали сводку по радио, предупреждая, что надвигается тропическая буря. И хотя день был солнечный, безветренный, какие обычно бывают в августе, все нормальные люди приняли во внимание предостережения. Но не Ситон, нет. Как назло, он накануне купил себе парусную лодку, и ему не терпелось поплавать в ней по морю.
— А разве он таким образом не подвергался опасности и сам? — спросила Нэнси.
— Да, но не настолько, насколько Даниэль. Моя дочь совсем не умела плавать.
Нэнси широко раскрыла глаза.
— Более того, она не любила море, — продолжал мистер Вестлейк. — Точнее говоря, она его боялась. Но Ситону уж очень захотелось похвастаться перед ней своей новой игрушкой. Но и это не самое страшное. Самое худшее заключалось в том, что он задумал во время прогулки по морю устроить в лодке этакий романтический пикник и, конечно, как следует выпил. Он и сам это признает.
У Нэнси чуть не вырвался стон. Ну, как тут не возненавидеть отца Брайена? Ничего удивительного в этом не было, и она понимала мистера Вестлейка.
— Но во второй половине дня подул штормовой ветер. Уверен, что Даниэль показывала Ситону на сгущавшиеся тучи, но он, видимо, находился в такой эйфории, что не обращал на них внимания. А дальше — можете себе представить, что разыгралось. Разразился настоящий шторм, и Ситон, будучи в нетрезвом состоянии, не смог справиться с управлением лодкой. Что касается Даниэль, то чем она могла помочь? Она почти не имела опыта, лодочные прогулки были не для нее. — Мистер Вестлейк.
Некоторое время молчал. — Конечно, вы понимаете, что в настоящий момент я излагаю версию, которой придерживается Ситон. Он единственный оставшийся в живых свидетель того, что произошло в море в тот страшный день. Кроме него и Даниэль, участников и свидетелей драмы не было. А ей не довелось поведать свою историю этого происшествия. Ну ладно, я продолжаю рассказ о том, что было дальше. Ветер бушевал все сильней и сильней, лодку Ситона уносило в открытое море, в Мексиканский залив, куда он и не собирался плыть. Как он сам рассказывал, дождь стоял стеной и была такая тьма, что не было ничего видно на расстоянии вытянутой руки. При этом ветер завывал с такой силой, что им приходилось кричать, чтобы услышать Дрюг Дрюга, а временами даже это было бесполезно — ревел шторм, слова не долетали.
— Они не пытались передать по рации сигнал бедствия? — спросила Нэнси.
— Пытались, конечно. Но штормом снесло часть оборудования, и что-то вышло из строя. Связаться с кем-либо было невозможно. Но я знал, что они в море, и поднял на ноги все береговые службы. Однако, пока бушевал шторм, они мало чем могли помочь. Надо было переждать стихию.
— И чем же все кончилось? — спросила Нэнси.
— Сначала Ситону показалось, что он справится со штормом. Но волны вздымались все выше и выше и, наконец, накрыли лодку.
— На вашей дочери и мистере Ситоне были спасательные пояса?
— Конечно, на них были спасательные пояса, — ответил мистер Вестлейк. — При всей своей глупости Ситон не сумасшедший. Он велел Даниэль надеть спасательный пояс, как только они сели в лодку и вышли в море. Во всяком случае, так он говорил. Сам он надел пояс, как только увидел, что надвигается шторм.
— Значит, в тот момент, когда волна накрыла лодку, на обоих были спасательные пояса, — уточнила Нэнси. Ей важно было это знать.
— Да, согласно версии Ситона, — ответил мистер Вестлейк, качая головой. — Когда его подобрали, ближе к вечеру, спасательный пояс на нем был.
— Когда мистера Ситона спасли, сколько часов прошло с начала шторма? — спросила Нэнси.
— Около трех, — ответил мистер Вестлейк. |