Тетя Маделайн была отчужденной, сдержанной и, с точки зрения ребенка, недоброй. В детстве Джил страдала от одиночества. Настоящих друзей у нее не было; балет стал ее убежищем, ее жизнью. В семнадцать лет она поехала в Нью Йорк, чтобы стать танцовщицей, и ни разу не оглянулась назад.
Появление в ее жизни Хэла заставило Джил осознать, какой она была одинокой.
Хэл внезапно откашлялся, словно собирался произнести заготовленную речь. Джил снова повернула голову, и на этот раз ее охватило острое беспокойство.
– В чем дело? У тебя в семье кто то заболел? – Она через силу улыбнулась. – О Боже, только не говори, что Гаррельсон отверг твою работу!
Хэл неутомимо показывал повсюду свои работы в надежде, что какая нибудь галерея устроит ему выставку. И именно этот дилер из Сохо выказал большой энтузиазм во время их первой встречи.
– Никто не заболел. Гаррельсон еще мне не звонил. Джил, я много думал. О том, что мы обсуждали на прошлой неделе.
На этот раз он быстро взглянул на нее. Его янтарные глаза выражали муку. И выдержать ее взгляд Хэл не смог.
Джил стиснула руль, с усилием сосредоточившись на дороге. Она пыталась вспомнить, что они обсуждали на прошлой неделе, но безуспешно – ее каштановая челка лезла в глаза, лоб покрылся потом. Биение пульса в ушах мешало слушать и думать. Ей не понравился этот его тон. Она припомнила только один вопрос, который они обсуждали, но не имеет же он в виду свое брачное предложение!
– Я не совсем уверена, что помню, о чем мы говорили. Только то, что ты сделал мне предложение и я приняла его.
Джил улыбнулась ему, но долго эта улыбка не продержалась.
Хэл с угрюмым видом откинулся на сиденье.
– Я передумал.
Джил попыталась сохранить спокойствие, но сердце ее неистово застучало. Она осторожно сбавила скорость, поглядывая в зеркало заднего вида, и начала быстро выбираться из левого ряда. По пятам за ней следовал красный седан. Этого не может быть.
– Передумал? – Шокированная, Джил подумала, что не так поняла его. – Ты ведь не о нашем браке говоришь? – Улыбка у нее получилась вымученная.
– Дело не в тебе, – каким то жалким голосом пробормотал Хэл. – Мои чувства к тебе не изменились.
О Боже! Значит, он говорит об их браке. Джил по прежнему не верила своим ушам, разум отказывался воспринимать сказанное Хэлом. Она уставилась на него.
– Не понимаю. Ты любишь меня. Я люблю тебя. Это же так просто.
Хэл был явно смущен и избегал смотреть ей в глаза.
– Мои чувства к тебе не изменились. Но я все думаю…
– Что?! – Возглас Джил прозвучал резко, хлестко. Этого не может быть!
«Но, с другой стороны, разве я не ожидала этого? Потому что наша любовь была слишком хороша, чтобы быть правдой».
Хэл посмотрел на нее.
– Я не хочу всю жизнь прожить в Нью Йорке. Я скучаю по своим родным, по Лондону. Мне недостает летнего дома в Йоркшире.
Джил оторопела. Сжимавшие руль ладони вспотели. Белая футболка прилипла к спине.
– Да кто говорил, что мы будем вечно жить в Нью Йорке? – хрипло спросила она, пытаясь сосредоточиться на дороге, но ничего не видя. Сердце билось так, что заглушало все другие звуки.
– Если шоу окажется успешным, оно может годами идти на Бродвее. И не говори, что ты все бросишь в разгар оглушительного успеха. У тебя никогда раньше не появлялось такой возможности.
Джил хотела, чтобы «Маска» имела огромный успех, и верила, что так и будет. До недавнего времени карьера была смыслом ее жизни. Про себя она сказала: «Да, я все брошу, если иначе потеряю тебя», но вслух не вымолвила ни слова.
Хэл тоже молчал.
– Значит, ты сообщаешь мне, что передумал? – наконец спросила она. |