В закусочную «Башенка» они с Ларри пойдут тоже в понедельник. Выпьют кофе с сандвичами и поглядят, нельзя ли что-нибудь разузнать насчет Питера Уэттинга и Уильяма Орра. Элика Гранта смело можно отодвинуть в самый конец: алиби у него, по всей видимости, неколебимое, если его может подтвердить целый зал. Он бы не посмел о нем заявить, не будь это правдой.

– Никак не соображу, с какой стороны подобраться к последнему – как там его зовут? А, да, Джон Джеймс, – говорил сам себе Фатти, расхаживая по комнате. – Не могу же я задавать вопросы зданию кинотеатра. Или экрану. Ничего, потом додумаю.

Он посмотрел на себя в зеркало. Кроме всего остального, надо было придумать маску на завтра. Что-нибудь более или менее реалистическое, но с изюминкой. И обязательно рыжий парик: уж он-то сразу привлечет внимание Гуна. А еще надо напялить темные очки и притвориться, близоруким. Ребята получат полное удовольствие!

«Стало быть, в понедельник мы идем к Бойзи, – думал Фатти, обводя ноздри черными полукружьями, дабы заранее убедиться, дает это нужный эффект или нет. – Боже праведный! Ну и мрачный же тип получился! Гррр! Гах!» Он убрал линии вокруг ноздрей и немножко поэкспериментировал с бровями, продолжая неотступно думать о плане.

«В понедельник после дневного представления мы попросим у актеров автографы... Господи, да почему бы нам просто не пойти на представление и не увидеть труппу, так сказать, в действии? Это, разумеется, может ничего не дать, но, с другой стороны, может и дать! В высшей степени дельная идея. Так... Понедельник будет, я вижу, набит делами под завязку: беседы, выпрашивание автографов, проверка алиби. Ладно. Как вот все получится с завтрашним поездом? Вступить мне в разговор с Гуном, когда я его увижу, или нет!.. Придумал! Я спрошу у него дорогу!» Он принялся пробовать разные голова. Сначала послышались бархатистые раскаты, копирующие голос проповедника, который однажды приезжал в школу к Фатти прочитать воскресную проповедь и вызвал общее восхищение своим роскошным басом.

Потом он заговорил фальцетом. Нет, не годилось. Он попробовал прикинуться иностранцем – о, вот это получалось превосходно. Решено. Он будет чужеземцем, прибывшим из восточных земель.

– Пазалуста, саар, сказите мне дорогу Хоффл-Фоффл-Роуд, – начал Фатти. – Сто вы говолите, саар? Я не сообразую. Пазалуста, мне нузно Хоффл-Фоффл-Роуд... Нет, не пойдет. Восточному человеку требуется другой костюм. Да и лицо другое.

Раздался стук в дверь.

– Фредерик, у тебя там Пип и остальные ребята? Ты же знаешь, я не люблю, когда они засиживаются допоздна.

Фатти, сильно удивленный, отворил.

– Что ты, мамочка! Я здесь один.

Мать посмотрела на него и вскрикнула с раздражением:

– Фредерик! Ты что-то натворил со своими бровями! Они совершенно изогнулись. А вокруг глаза у тебя что?

– Ну, это я просто нарисовал морщинку – для эксперимента, – оправдывался Фатти, торопливо стирая черную краску с физиономии. – А насчет моих бровей ты не волнуйся, мама. Гляди.

Он снял накладные брови и продемонстрировал матери свои собственные. Они в самом деле ничуть не изогнулись, ни капельки!

– Интересно, что еще ты изобретешь, Фредерик? – сказала мать полусердито. – Я пришла вот зачем. Папа хочет, чтобы ты вместе с ним послушал передачу по радио. Она сейчас начнется. Это про ту часть Китая, которую он хорошо знает... Но скажи честно, здесь, кроме тебя, действительно никого нет? Я же собственными ушами слышала разные голоса, когда поднималась по лестнице.