– Не хамите, мистер Гун, – спокойно и с достоинством произнес Фатти. Он не любил, чтобы его лицо именовали «жирной физиономией».

– «Не хамите»! Я не хамлю – я называю вещи своими именами, – нагло ухмыльнулся Гун, заводя велосипед в ворота. – Я тебе серьезно говорю: не желаю сегодня больше видеть твою жирную физиономию. Я человек занятой, выполняю важную работу и требую, чтобы ты не путался у меня под ногами и не разнюхивал то, что тебя не касается!

Он пошел к дому, радуясь, что Пиппин слышал, как отчихвостили толстого мальчишку. Отчихвостили именно так, как мальчишка заслуживал. Нет, вы подумайте! Он, мистер Гун, уже вплотную подошел к раскрытию сложнейшего преступления. У него почти сошлись концы с концами – что, надо признать, бывает весьма редко, а Фредерик Алджернон Троттевилл-младший со своим хитрым носом намерен разрушить, разнести в куски все, что им создано! Будь он проклят! Он и его жирная физиономия!

В сопровождении этих приятных мыслей мистер Гун ступил на порог собственного жилища и без промедления обрушил на голову Пиппина кучу резких и грубых упреков. Что касается Фатти, которому кровь из носу надо было обменяться с Пиппином еще несколькими словами, то он проехал по дороге метров двести, а потом, прислонив велосипед к дереву, спрятался позади ствола и стал ждать, пока Гун снова уедет из дому. Полицейский бросил велосипед прямо у дверей, были основания надеяться, что он скоро уберется вон.

Стоя за деревом, Фатти размышлял о подлых словах Гуна насчет его лица. Гун считает, что у Фатти жирная физиономия? Да? Ладно, он ему покажет, что это такое в действительности. Фатти сунул руку в карман и вытащил две прелестные, две совершенно новые, пухлые защечные подушечки. Положил каждую в рот – между зубами и щекой, и лицо его мгновенно обрело ужасающий вид. Оно раздулось, распухло почти до невероятных размеров.

Через несколько минут Гун, как и предполагалось, появился из ворот, сел на велосипед и не спеша покатил вдоль улицы. Выйдя из-за дерева, Фатти встал у него на пути.

– Ты опять?.. – Гун задохнулся от ярости. – Ты...

Тут он заметил огромные, нечеловечески раздутые щеки Фатти. Он моргнул. Потом посмотрел еще раз. Фатти рассмеялся; щеки его при этом чуть не лопнули.

Мистер Гун сошел на землю. Он не верил своим глазам! Фатти же, напротив, мигом вскочил на велосипед и умчался. Он немного покатался взад-вперед по боковой улочке, дожидаясь, пока Гун отъедет на приличное расстояние; потом вернулся к Пиппину.

– Все в порядке! – помахал ему Пиппин рукой из окна. – Он отправился дать телеграмму, потом поедет на автомобильную стоянку за театром, снова поглядит, что там и как, а после этого – на ферму по поводу собаки. Так что вернется не скоро.

Фатти уже убрал свои подушечки и снова обрел нормальный облик.

– Я задержу вас всего на несколько минут, – сказал он Пиппину. – Я знаю, у вас страшно много работы. Я только хочу спросить, что вы еще выяснили.

– В чай действительно подсыпали снотворное. Безвредное, но действующее сильно и быстро. Следы его обнаружены в чашке. Таким образом, с этим теперь прояснилось.

– А больше ничего не удалось узнать? След денег не отыскался?

– И не отыщется. – Пиппин пожал плечами. – В сейфе лежали только фунты, купюры по десять шиллингов и серебро.

– Есть какие-нибудь идеи насчет вора?

– Понимаешь, я видел записи Гуна. Среди них – неглупая, по-моему, мысль, что мотив преступления – вернее всего, чье-то желание насолить директору театра.