В конце концов, Анник оторвалась от Грея, вытерев глаза предплечьем, неуклюже и быстро, как ребенок. Пора думать, а не просто горевать. Хотя, возможно, боль останется навсегда.

— Мне любопытно… — Это было вороньим карканьем. — Мне любопытно, что вы теперь будете со мной делать? За час вы меня уничтожили. Я всю жизнь была предателем. Все, что я делала, было напрасно. Напрасно!…

Грей подвинул ей тарелку.

— Анник, съешь что-нибудь. — Она не шелохнулась. — Если все не имеет значения, то так же не важно, если ты поешь.

Это были кофе и булочки. Он прав. Ничто уже не имеет значения. Поставив локти на стол для поддержки, она выпила кофе и съела почти все булочки. Капитуляция была полной.

— Анник… — Гальба должен был повторить, чтобы она посмотрела на него. — Анник, отчасти я виновник этой несправедливости. Я не вмешался. И очень сожалею.

Этот англичанин слишком для нее сложен.

— Я отпрыск русалки и морского окуня. И они были женаты. Я понятия не имела. Почему мать лгала мне?

— Сначала ты была слишком мала, чтобы вынести подобную тайну. Позже… — Гальба развел руки. — Тут нет прощения. Позже она решила тебе не говорить. Последний раз, когда мы с ней виделись, тебе было двенадцать. Мы яростно спорили на счет этого. Она сказала мне, что ты ребенок, сердце у тебя одно и она не собирается рвать его на части. Думаю, она не рассчитывала, что вы с ней переживете эту войну… Грей, она даже не слушает меня.

— Оставьте ее со мной. Ей нужно время, чтобы прийти в себя.

— Не говорите обо мне так, будто меня здесь нет.

Кажется, она стала чем-то иллюзорным. Если она не француженка, то кем она может быть? Вероятно, никем.

— Прошу меня извинить. — Гальба вздохнул. — Анник, ты не мифический отпрыск. Твои родители были прекраснейшими людьми. Мать уважала тебя. Она знала, что когда-нибудь мы будем вместе сидеть в этом доме и говорить о прошлом. — Гальба чего-то ждал.

— Она не знает. Мы должны ей сказать. — Грей обхватил ладонями ее лицо и заставил смотреть на него. — Гальба зовут Энсон Гриффит. Он отец Люсиль Гриффит. Отец твоей матери.

Слова потеряли для нее значение. Наверное, она забыла английский.

— Когда она сможет думать, приведи ее вниз. Она не должна быть в одиночестве.

Грей погладил ее по голове, пропуская волосы сквозь пальцы.

— Через несколько минут с ней все будет в порядке.

— Со мной никогда уже не будет все в порядке.

— Будет, дорогая. Ты невероятно сильная, разве ты не знаешь?

Глава 32

Она не представляла, сколько прошло времени, не слышала, как ушел Гальба. Подняв наконец голову, она увидела, что в комнате остался только Грей.

Он стоял у окна и, чуть отодвинув штору, смотрел на улицу. Видимо, она вздохнула, и он повернулся. По его взгляду она поняла, что он готов сделать что угодно, если бы это помогло ей.

Она стала жалкой. Никогда она не была умным Лисенком, только собачкой, добывавшей секреты для Маман. Все эти годы она самодовольно гордилась своей ловкостью, а на самом деле всегда была простофилей. Всю жизнь.

— Ложь! — Анник вскочила. — Ложь, ложь и ложь!

Схватив обеими руками досье матери, она швырнула его через комнату, и содержимое разлетелось во все стороны.

— Ничего, кроме лжи! — Она смела на пол досье отца, и страницы, написанные его четким почерком, устлали ковер.

Осталось ее собственное досье. Анник сорвала обложку. На стол посыпались донесения, отправленные в Париж, ее письма Маман. Глупые, любящие, доверчивые слова, которые она писала… все ее маленькие секреты.