Но Том воспринял сей демарш куда спокойнее и, как ни в чем не бывало, сказал:

– Прошу прощения, хаджи, но мы к вам по делу, и наш долг перед Короной – прежде всего. Я просил об аудиенции и для себя, и для кавалерственной дамы Изабеллы, так как в работе мы – равноправные партнеры. И даже будь это не так, идея, которую мы стремимся воплотить в жизнь, целиком принадлежит ей. Она знает, что для этого необходимо, гораздо лучше, чем я. Придя один, я только впустую потратил бы и ваше, и свое время.

По всему судя, шейху хотелось сказать, что мы и так тратим его время впустую. Меня так и подмывало пустить по ветру всю деликатность и без обиняков спросить, чем вызвано недовольство в мой адрес: час от часу становилось яснее, что его неприязнь выходит далеко за рамки обычных предубеждений, с коими мне доводилось сталкиваться прежде. Но, как бы я ни кипела изнутри, нельзя было забывать о том, что я представляю здесь Корону Ширландии, и что любой мой поступок может бросить тень не только на мою собственную персону, но и на всю нашу страну. Посему я прикусила язык – в буквальном смысле, хотя и только на миг – и сказала:

– Прошу прощения, хаджи. Давайте покончим с делом как можно быстрее и безболезненнее.

Вероятно, мысли шейха шли схожим путем. В конце концов, он был официальным представителем правительства Ахии, и любой его поступок также мог бросить тень на весь его народ. Без всякого изящества плюхнувшись в одно из плетеных кресел, он жестом пригласил присаживаться и нас.

– Так в чем же дело?

По счастью, времени на подготовку ответа я не пожалела и теперь в самой лапидарной манере объяснила ему потенциальную ценность медоежек как объекта сравнительного исследования и необходимость кормить их эвкалиптовым нектаром для укрепления здоровья.

– Нам сообщили, что эвкалипты можно найти в ваших садах, – сказала я. – Если мне будет позволено осмотреть деревья, я смогу оценить, способны ли они прокормить племенную пару. Если да, мы организуем доставку моих медоежек сюда и тем расширим исследования.

Выслушивая мои объяснения, шейх неотрывно глядел на скульптуру, венчавшую фонтан. Судя по выражению его лица, зрелище не доставляло ему особого удовольствия, но было предпочтительнее альтернативы. Стоило мне замолчать, он раскрыл было рот для ответа, однако появление нового посетителя оборвало его на полуслове.

За объяснениями я слышала, как он появился: из парадного двора донесся стук наподобие цокота лошадиных копыт по булыжной мостовой, за коим последовал короткий обмен репликами, слишком тихими, чтоб мне удалось разобрать хоть слово. Но я даже не думала, что всадник войдет к нам, пока шейх не метнул взгляда в сторону арки, сквозь которую во двор проводили нас с Томом, а за спиной моей не раздался звучный голос.

– Брат, у меня дурные вести, – сказал новоприбывший по-ахиатски.

Если Хусам ибн Рамиз обманул мои ожидания, оказавшись ничуть не похожим на пустынного кочевника, то этот человек оправдал их целиком. На нем был длинный балахон из вылинявшего льна, поношенные сапоги верблюжьей кожи, а поверх всего этого – темный плащ. За спиной его развевался на ходу перевязанный веревкой головной платок, а угол платка даже прикрывал рот и нос новоприбывшего от пыли. Подняв руку, он откинул с лица сию импровизированную вуаль, но я узнала его еще до этого.

Только инстинкт и помешал мне прошептать: «Сухайл?»

Судя по резкости шага, он был явно не в духе, однако изумление при виде того, что шейх не один, пересилило дурное настроение.

– Прошу прощения. Я не думал, что ты не один, – сказал он, остановившись сразу же за порогом.

В знак почтения к шейху я прикрывала лицо платком, а теперь и голову повернула так, чтоб было не разглядеть даже глаз.