Отец посмеивался и покачивал головой:

— Да, фильм… Вроде, в двухтысячный раз его смотришь — а оторваться не можешь, и переживаешь, как впервые, хотя, вроде, каждую сцену способен процитировать наизусть и мысленно воспроизвести с закрытыми глазами. А когда он только вышел…

— Тогда, наверно, это вообще была сенсация, — заметила мама. Мама помладше отца, поэтому не застала какие-то времена и какие-то события.

— Не то слово! — живо отозвался отец. — Я помню… — он примолк, следя за очередным поворотом сюжета, после которого — на самом остром моменте серия оборвалась и зазвучала музыка концовки, и только после этого продолжил. — Я помню, как жизнь вымирала все тринадцать вечеров, когда фильм шел впервые. Это было… Да, это было в семьдесят третьем году, во второй половине лета. То есть, мне так помнится, что во второй половине лета — а может, это было в июне?.. — отец нахмурился. — У нас ещё вышла собственная история, связанная с этим фильмом…

«У нас» — это, надо понимать, отец имел в виду себя и своих ближайших друзей, Димку Батюшкова и Юрку Богатикова. Они все жили в одном из старых заводских районов Москвы, приблизительно посередине между Крутицкой набережной и Госпитальным Валом, и это отдельная история, как московский мальчик, а потом московский студент Ленька Болдин, стал главой заповедника Леонидом Семеновичем Болдиным, почти коренным жителем наших северных мест, и не здесь эту историю рассказывать. Главное — с ним и его друзьями вечно случалось что-то чудесное, невероятное, раза два им пришлось распутывать такие детективные истории, что просто ахнешь — я записал эти истории, и они вышли книжками под названиями «Нож великого летчика» и «Чеки серии „Д“» — и мы с Ванькой обожали повести отца о его детстве.

— А что там было? — сразу пристали мы. — Опять передряга, в которую попали «Три Ботфорта»?

Поскольку фамилии всех трех друзей начинались на букву «Б», они долго думали, как бы это обыграть, и, в конце концов, назвали себя «Три Ботфорта», чуть не весь словарь на букву «Б» пролистав в поисках самого красивого слова.

— Да уж… — ухмыльнулся отец. — Не без того.

— И Седой там был? — жадно спросил Ванька.

Седой — это вообще почти сказочный витязь, чуть ли не Финист Ясный Сокол, если верить воспоминаниям отца и Юрия Дмитриевича (бывшего Юрки) Богатикова. Любые трехглавые огнедышащие драконы (в любом виде, хоть главарей местной шпаны с финками, хоть «валютной» мафии советского времени, хоть милиции или даже КГБ) были ему нипочем, он со всеми справлялся и любую зачарованную красавицу мог спасти. И мы очень любили истории, в которых он появлялся. Он был года на два или на три старше «Ботфортов» и всегда приходил им на выручку, когда они окончательно все запутывали и им начинали грозить крупнейшие неприятности. То с самой оголтелой шпаной схлестнутся, и Седой вмешается, чтобы из них отбивных не понаделали, то Димка, пытаясь продвинуть детективное расследование, отмочит такое, за что полагается уголовная ответственность, и Седому приходится утрясать дела с милицией… У меня все это записано в моих пересказах приключений отца и его друзей, которые уже выскочили книгами и которые, возможно, кто-то из вас прочел. Вообще-то, звали Седого Андрей Волгин, а Седым его прозвали из-за того, что у него была огромная седая прядь, появившаяся чуть не в восемь лет.