— Ну конечно же, здесь я и запечатлел мою будущую супругу! — с энтузиазмом закивал Вольдемар. — Видите, да? Ее глаза, улыбка, выражение лица… Она как огненная фея, огненное безумие, воплощение экспрессии, чувственности и страсти. Я подумываю о новой работе, которую назову «Испанская феерия». Я на ней изображу Елену в образе жгучей испанки, знаете, как она танцует? И красное платье, и алая роза в черных волосах… Это будет тоже шедевр современного искусства, вот увидите! За мою работу будут драться все музеи нашей страны, нет, я отвезу ее за рубеж, на всемирную выставку…

Свои бурные излияния восторга по поводу столь грандиозной идеи Вольдемар сопровождал просто безумной жестикуляцией. Я ожидала, что он даже начнет изображать, как испанская девушка танцует свой зажигательный танец и как развевается ее пышная юбка. Слава богу, до этого мой эпатажный собеседник пока не додумался, иначе мне пришлось бы уворачиваться от его руки с кистью в масляной краске — мне уже хватило на сегодня испачканной блузки.

— Итак, давайте все-таки вернемся к краже картины, — остановила я разбушевавшегося Вольдемара. — Вчера вечером у вас было какое-то… торжество, так я понимаю? — Я указала подбородком на стол. Огородников согласно кивнул.

— Светский раут, так сказать, для своих, — подтвердил он. Мысленно я присвистнула. Вот это раут — столько спиртного, это ж не гулянка какая-то, а целое пиршество в честь бога — покровителя виноделия!

— Были только мои самые близкие друзья и Леночка, — продолжал Вольдемар, не замечая выражения моего лица. — Лена — это моя будущая супруга, я уже вам говорил.

— И кто еще был? — продолжала расспрашивать я. — Назовите имена и фамилии всех присутствовавших, а также мне нужна вся информация о них, какую знаете. Род занятий, место работы или учебы… В общем, расскажите мне о каждом из гостей вашего раута!

— Только не думаете же вы, что похититель картины — кто-то из моих друзей? — ужаснулся Вольдемар Огородников. — Быть этого не может! Все, бывшие на моем рауте, — проверенные люди, не то что Садальский! Вы лучше его проверяйте, это ж он виноват! Спер мою картину и, поди, продаст ее за громадную сумму или, того хуже, скажет, что он ее написал! Понимаете, этого ни в коем случае нельзя допустить!

— Садальского я тоже проверю, — попыталась я успокоить Вольдемара. — Если хотите, расскажите подробнее про этого человека. Кто он, почему вы подозреваете именно его — в общем, все, что знаете.

— Вот про этого наглеца я вам охотно все сообщу! — воодушевился Огородников. — Начать с того, что он лицемер, каких свет еще не видывал! Все изображал из себя преданного друга, соратника, так сказать, а за спиной сплетни про меня грязные распускал! Поначалу даже собирался со мной выставку совместную устраивать, вот как! А на самом деле знаете, чего он добивался? А я вам скажу! Садальский хотел занять мое место председателя тарасовского Союза художников и делал все возможное для этого! Он даже собирал подписи других художников, настраивая их против меня. Якобы я и выставки не провожу, и всевозможных мероприятий у меня мало… В общем, нашел к чему привязаться. Я ему прямо все это высказал, когда узнал, да и то, спасибо добрым людям, которые мне глаза на Садальского открыли! А он мне знаете, что заявил? Что я бездарный художник и картины мои — мазня! Ха-ха, да я ему в лицо рассмеялся. Кто мне такое говорит? Самоучка какой-то, который и кисть-то в руках держать не умеет! Да он может только как дрессированная обезьянка чужие картины перерисовывать, и все! Даже не копировать — копируют мастера, а сри-со-вы-вать! У Садальского нет ни своей манеры, ни своего видения — ничего! Он только и горазд, что открыточки бульварные штамповать! И этот бездарь решился стащить мою картину, сокровище всей моей жизни, в которую я душу свою вложил! Да он и грязью меня поливал только для того, чтобы на него подозрение не пало.