— Ты думаешь, Топа свезёт нас троих? — с сомнением спросила Фантик.
— Наш вес для него — тьфу! — ответил я. — То есть, может быть, по свежему снегу ему было бы тяжеловато, но по накатанной дороге он промчит нас как пушинку, даже не заметит. Только иногда будет останавливаться и возмущаться шлейкой… Ну, Топа, пошёл!
Топа так рванул с места, что мы чуть не полетели кубарем — Ванька и Фантик даже завизжали, да и я вскрикнул — и вырвался за ворота. За воротами он чуть-чуть сбавил скорость и пошёл ровной рысцой. Мы ехали хорошо и плавно, и Ваньке лишь оставалось лишь вовремя крутить руль на поворотах дороги, чтобы нас не занесло в сугроб.
— Едем!.. — кричал восхищённый Ванька.
— Едем! — в тон ему орала Фантик.
Это и впрямь было здорово. Мы с Ванькой ездили на санях, запряжённых лошадьми, и это высший класс, но, честное слово, ехать на собственной собачьей упряжке, сделанной из собственного «кавказца» и собственного снегоката — это ещё лучше!
Справа от нас был лес, а слева — достаточно крутой склон, уходящий к реке. Когда мы выезжали, этот склон был отделён от дороги полоской леса, но дорога подходила к нему все ближе и ближе.
— Ещё немного — и доедем до нашей горки! — прокричал я в ухо Фантику.
Она кивнула.
В это время за поворотом послышалось тарахтенье «бурана» и шум машины. Топа повернул к обочине и остановился, а в следующую секунду нам навстречу выехал целый караван: «буран» отца, милицейская машина и машина отца Василия. Видно, Алексей Николаевич и Михаил Дмитриевич опять обратились за помощью к отцу Василию, чтобы добраться до своей завязшей машины и сразу, как только её извлекут, перегнать её в город.
— Привет, герои! — сказал отец. — Куда вы? На горку?
— Ага, — ответили мы.
— Здорово придумали! — сказал дядя Серёжа. Остальные выглядывали из машин, тоже любуясь нашим изобретением. Топа, чувствуя себя в центре внимания, принял нарочито невозмутимый вид.
— Ишь, хвастун! — расхохотался отец Василий, выглядывавший из окошка своей машины. — Мол, мне, что, такой груз — игрушки, я вам фургоны возить могу! Вот кого надо было взять, чтобы он нам машину вытаскивал!
Топа посмотрел с таким довольным видом, как будто отец Василий точнёхонько прочитал его мысли. Взрослые поехали дальше и скрылись за поворотом, а Топа всё ещё сидел, разинув пасть, свесив набок язык и как будто улыбаясь.
— Но, Топа! — крикнул я. — Пошёл, родимый!
Топа встал и с достоинством затрусил дальше.
Ехать нам оставалось совсем ничего, и через две минуты мы были на месте. Топу распрягли и пустили погулять, а мы повезли снегокат на самую вершину нашей горки.
— Ух ты!.. — выдохнула Фантик, глядя вниз.
Это было самое высокое место над рекой. Ко крутому склону здесь добавлялся холмик, поднимавшийся над дорогой и словно округлой шапкой увенчивавший этот склон. Благодаря холмику, спуск удлинялся где-то на треть. Было у этого холмика и ещё одно преимущество. Как раз в этом месте река делала поворот, поэтому, съехав с горки, ты скользил наискосок её руслу, а не врезался с разлёту в противоположный берег. Для санок — и для снегоката, разумеется, тоже — такое столкновение было ещё ничего, а вот на лыжах было совсем мало приятного — можно было и лыжи сломать, не говоря уж о том, что расшибиться по высшему классу!
— Я первый!.. — закричал Ванька.
— Нет, — ответил я, — первый раз мы съедем все вместе, чтобы никому обидно не было! А потом разберёмся. |