Топа немного сник, когда увидел в моих руках поводок и намордник — намордник он особенно не переваривал, но мы, когда ходили в деревню, всё-таки надевали на него намордник и строгач. Топа вряд ли кого-нибудь тронул бы, но ведь его могли и спровоцировать — причём не всегда осознанно. Например, попадались мужики, которые здоровались с нами, очень резко выбрасывая вперёд руку — особенно когда были навеселе. А такую выброшенную вперёд руку Топа воспринимал считал попыткой нападения… Словом, для собственного спокойствия мы всегда брали с собой намордник, если отправлялись с Топой в людные места. Не обязательно при этом надевая.
— Ничего, Топа! — сказал я. — Зато прогуляемся как следует.
— Он так погрустнел при виде намордника, — сказала Фантик. — Жалко его!
— Может, намордник надевать и не понадобится, — ответил я. — Это на случай, если мы завидим человека, которого Топа особенно не любит. И потом, намордник для него — это всего лишь сигнал, что надо быть поспокойней. Вообще-то он избавляется от намордника в два счёта. Как-то вот так повернёт голову туда и сюда — и привет! Он ведь ещё тот хитрец!
— Забавно было бы посмотреть, — рассмеялась Фантик.
— Может, и увидишь, — я пока что не стал брать Топу на поводок, и он носился по лесной дороге туда и обратно. На поводок его придётся взять позже, когда мы подойдём к шоссе.
— О чём ты говорил с отцом? — спросила Фантик.
— Отец дал «добро» на разговор с Гришкой о пропавших ружьях.
— Он тоже подозревает этого Гришку?
— Нет. Но он считает, что Гришка должен что-то знать. Просил передать Гришке, чтобы тот ничего не утаивал. Тогда отец сможет сам разобраться с ворами, не подставляя Гришку и избавив его от неприятностей.
— Значит, мы были правы в своих догадках… — проговорила Фантик.
— Похоже, да. Но сколько времени мы до них доходили! Нам понадобилось почти два дня, чтобы подумать о Гришке. Это просто позор! А отец наверняка подумал о Гришке сразу же — но ни с кем не стал делиться своими мыслями, до поры, до времени. Чтобы лишнюю волну не поднимать.
— Это он правильно сделал, — сказала Фантик. — При этом полковнике вообще не стоит упоминать ни одного лишнего имени. Сразу вцепится как бульдог со своими подозрениями.
Мы и дальше стали обсуждать эту тему — но не буду пересказывать наши разговоры, потому что они больше сводились к переливанию из пустого в порожнее и к обмусоливанию прежних догадок. Ну, знаете, как это бывает, когда какое-нибудь событие слишком тебя волнует и ты готов обсуждать его до бесконечности, перебирая по косточкам, но ничего нового об этом событии тебе пока неизвестно, вот ты и ходишь в разговорах по замкнутому кругу. Для того, кого это событие тоже волнует, такая ходьба по замкнутому кругу кажется безумно увлекательной — но посторонних она быстро начинает раздражать.
Нам понадобилось чуть больше часа, чтобы дойти до Стругачей. Гришкин дом был издалека заметён — недавно выкрашенный в жёлтые и синие цвета, с обновлёнными наличниками и резным крыльцом: начав работать в плотницкой бригаде, Гришка и о собственном доме стал проявлять заботу.
В доме всё было тихо, но из трубы вился дымок, так что Гришку мы должны были застать на месте.
При нашем приближении к Гришкиному дому Топа стал яростно лаять и рваться с поводка. Мне с трудом удалось утихомирить его и привязать к столбу калитки.
— Это он Гришку чует и заранее на него ругается? — спросила Фантик.
— Похоже на то, — ответил я. — Хотя как-то чересчур он завёлся. Вполне возможно, он унюхал что-то важное. |