От внимательного взгляда Юпитера не ускользнуло то обстоятельство, что в карих глазах стройного и несколько бледного молодого человека застыло выражение разочарования и подавленности. Малыш на картине — а это явно был портрет самого хозяина в детстве — доверчиво улыбался всем, кто на него смотрел, но взрослый Грэди Маркелз определенно производил впечатление человека серьезного и сдержанного. Плотно сжатые губы создавали впечатление, будто ни при каких обстоятельствах не хотят выдать какую-то тайну, известную их обладателю. И все же одну его тайну юным Сыщикам суждено было сегодня узнать.

— Мы с дедушкой очень любили друг друга, — говорил Грэди. — Вот только Джонатан Дуглас Маркелз был из тех людей, которые привыкли любыми путями добиваться своего. Ему непременно хотелось, чтобы после его смерти я принял на себя управление его фирмой по производству несгораемых шкафов. Я же и слышать об этом не хотел, поскольку мечтой моей жизни было стать писателем. От всех его предложений я отказывался вежливо, но достаточно решительно; он же никак не хотел поверить в серьезность моих намерений. Кстати, так же он относился и к собственной юношеской мечте — стать художником; повзрослев, он просто-напросто поставил на ней крест. Дедушка не оставлял надежды переубедить меня, а потому становился все более настойчивым. Его уговоры начать работу на фирме все чаще приводили к ссорам. Ну и в один прекрасный день я почувствовал, что с меня довольно. Тогда я покинул этот дом и Роки-Бич, причем сделал это вполне сознательно, отдавая себе отчет в возможных последствиях. У меня не было ни малейшего желания когда-либо вновь вернуться сюда. Он сделал паузу и глубоко вздохнул.

— Может быть, мой дедушка и был тогда прав. Я не сомневаюсь, что он желал мне только добра. Не все так просто, как мне представлялось в юности… Ни в одной из профессий, которые я перепробовал, мне так и не удалось добиться успеха или хотя бы получить какое-то удовлетворение — ни в качестве писателя, ни журналиста, ни даже учителя иностранных языков. Увы, неудачи преследовали меня и в дружбе, и в любви, и мне пришлось пережить немало разочарований… В общем, пару лет тому назад я снова вернулся сюда. Бродя по свету, я последовательно сжигал все мосты, соединявшие меня с прошлым, и мне даже не смогли вовремя сообщить о кончине моего дедушки. Я узнал, что он умер, только от Эдварда Брекмена, когда после многолетнего отсутствия написал в Роки-Бич, что возвращаюсь.

— А узнав о том, что вашего дедушки нет в живых, вы, конечно, поспешили сюда, чтобы вступить в права наследования? — поинтересовался Юпитер.

— Ну да, вернулся в Роки-Бич. Но здесь меня ожидал неприятный сюрприз. В своем завещании дедушка распорядился, что наследство переходит в мое распоряжение только после смерти Эдварда Брекмена, — ответил Грэди. — Еще там было сказано, что Брекмен имеет право жить на вилле столько, сколько захочет. — при условии, правда, что вилла останется открытой для посетителей. Кроме того, за управление поместьем Брекмену полагается небольшое содержание.

— А ваш дедушка ничего не завещал ему из своего имущества? — продолжал расспрашивать Боб.

— Нет, он все оставил мне, хотя — как я уже говорил — до смерти Брекмена я не имею права распоряжаться наследством. Могу добавить, что, когда вскрыли завещание, Брекмен был глубоко разочарован. Я думаю, он рассчитывал на то, что Джонатан Маркелз назначит его наследником вместо блудного внука. Ну, и я был разочарован в не меньшей степени. Дедушкино завещание представляется мне по меньшей мере странным — как будто он никак не мог решить, кому оставить наследство — верному Брекмену или неверному внуку. Ну а пока ни один из нас не имеет права на наследство. Такая вот насмешка судьбы…

Грэди вздохнул, затем продолжил:

— Однажды, когда мы с Брекменом поссорились из-за какой-то мелочи, он выпалил мне в лицо, что абсолютно убежден в существовании окончательного варианта завещания с однозначным указанием наследника и документ этот будто бы спрятан где-то в доме.