Перевернувшись, я подергал веревки. После некоторых усилий мне удалось немного приподняться и занять более удобное положение. Теперь я мог осмотреться.

Стены ванной комнаты были по старинке обшиты деревом. Сама ванна и умывальник наверняка изготовлены в конце прошлого века. Не считая табурета и пары шлепанцев, в комнате ничего не было.

Мне сразу стало ясно, что бежать отсюда просто невозможно. Во-первых, я был связан по рукам и ногам и, насколько заметил, развязать узлы вряд ли удастся. Но даже если бы мне и посчастливилось, в комнате было лишь одно небольшое оконце высоко под потолком, пролезть через которое невозможно. А дверь заперли снаружи. К тому же она была очень массивной. Да и около нее, вероятно, находилась охрана.

Мысли каруселью закрутились в моей голове. Что здесь происходило? Что делали эти люди в доме? Почему они не открыли ставни? Почему не затопили камин? Кто этот маленький мальчик? Почему меня оглушили, связали и бросили в ванну?

Словом, было над чем подумать. Но тут я услышал приближающиеся шаги. Кто-то остановился около двери ванной комнаты. Вероятно, один из этих мужчин рассматривал меня сквозь замочную скважину. Затем послышался звук отпираемого замка, и дверь открылась.

Я невольно вздрогнул. В дверях стоял человек с черным плавком на лице. Глаза были скрыты солнцезащитными очками. На нем был светлый габардиновый плащ и темные перчатки. В руке он держал резиновую дубинку.

Вплоть до этого момента я не связывал мужчин, находившихся в доме, с ограблением поезда. Но передо мной стоял явно один из почтовых грабителей, внешность которого точно соответствовала описанию, переданному по радио: «Лицо закрыто черным платком, светлый габардиновый плащ, на руках темные кожаные перчатки…»

Сердце мое бешено забилось. Конечно, я испугался: ведь передо мной стоял самый настоящий бандит, а в руке у него была дубинка.

Но вот он вошел в комнату и закрыл за собой дверь.

— Ага, стало быть, ты оклемался?

Он был пьян. Это было заметно по его голосу К тому же, когда он нагнулся ко мне, до меня донесся резкий спиртной перегар.

— Это вы оглушили меня? — спросил я.

— Да, — ответил он, — Пришлось стукнуть тебя как следует, черт побери! Чтобы ты не путался у нас под ногами и не испортил все дело!

— Так это вы сегодня утром ограбили поезд? Вы и те двое?

Он громко рассмеялся и хвастливо заявил:

— Точно! И, видишь ли, именно поэтому тебе придется полежать здесь спокойненько и отдохнуть от забот и хлопот, пока мы не смоемся. Так что устраивайся поудобнее. Выходить отсюда тебе пока нельзя.

— Мои родители будут беспокоиться, если я не приду к обеду, — солгал я.

Он опять рассмеялся.

— Что ты говоришь?! Какая жалость! А ведь ты, дорогой друг, забыл, видимо, что говорил нашему товарищу сегодня утром? Что ты не живешь здесь с родителями, а приехал на пару дней со своими школьными друзьями!

— Это правильно. И они станут меня искать. Он равнодушно махнул рукой.

— Ну и пусть ищут.

— Они не успокоятся, пока не найдут этот дом, — продолжил я, пожалев тут же о сказанном.

Вероятно, мне следовало бы вести себя так, будто моим друзьям точно известно, где я нахожусь. Ведь он не может знать, рассказал ли я им, где находится этот дом, когда возвратился, или нет. Но было уже поздно. Конечно же, они будут искать меня, вне всякого сомнения. Но ведь я сказал им лишь, что это был большой бревенчатый дом, каких в этой местности предостаточно.