Час от часу не легче!

В этот момент на шторке появилась чья-то тень. Крадущийся женский силуэт быстро промелькнул и исчез. Силуэт что-то держал в руке, Петру показалось, что это был нож.

Чувствуя озноб во всем теле, Петр направился на палубу. Но быстро туда не выйдешь – необходимо пройти несколько метров по коридору.

Когда он оказался на воздухе, никого не увидел. Может, ему померещилось?

Окна кают были темными – однокурсники беззаботно спали, не подозревая о том, что затевается какая-то пакость. Но какая именно – на этот вопрос Петр ответить не мог.

Больше всего его угнетало то, что Элка в этой пакости оказывалась в центре событий. Полгода, прошедшие с момента их развода и разъезда, изменили бывшую супругу радикально. У Петра складывалось ощущение, что жену подменили. Она была другой! Не может человек так измениться за каких-то шесть месяцев!

Где вот она сейчас бродит, когда должна мирно спать? Пусть не в супружеской постели, но тем не менее? А тут еще этот исчезнувший нож…

Раздираемый догадками и домыслами, Петр побрел по палубе, надеясь встретить супругу. Проходя мимо одной из кают, окно которой было приоткрыто, он вдруг услышал голоса. И сразу узнал их.

Патологоанатом Жора Рябухин беседовал с Левой Матарасом, причем весьма недружелюбно.

– У тебя была куча возможностей во время учебы, тебе никто не мешал. Ты обхаживал ее справа и слева. И раз она тебя тогда отшила, то с этим надо смириться и смотреть на других женщин. Что ты к ней сейчас пристаешь? – раздосадованно твердил патологоанатом. – Твой поезд ушел, ту-ту-ту-у-у…

Психотерапевт отвечал как-то вяло и растерянно, словно делал это не в первый раз, и ему все изрядно надоело:

– Любовь – такая штука… Вам, патологоанатомам, это особенно сложно понять… Тогда она отказала, а сейчас вспыхнула с новой силой. А я ее любил всегда. Мы свободные люди, понимаешь, Жорик… Женщины непредсказуемы, особенно – в любви… Хотя… Чего я перед тобой оправдываюсь, карты раскрываю?

Петр с трудом понял, о ком идет речь. В институте Матарас всерьез ухлестывал за старостой Аленой Чубак. Рябухин был прав: тогда староста не обращала на него внимания, как бы он ни унижался перед ней. Тогда он был посредственным студентом, ничего собой не представлявшим. Сейчас совсем другое дело – светило психотерапии, автор многочисленных методик. Возможно, староста пересмотрела свое отношение к нему. А вот о чувствах Рябухина к Алене Петр слышал впервые…

– Думаешь, потанцевал пару раз, – голос патологоанатома становился все более агрессивным, – и в ней что-то всколыхнул? Я уверен, ты внушил ей что-то. Ох уж эти ваши психотерапевтические штучки! И теперь она с тобою танцует.

– Тебя это не касается, Жорик. Хочешь – внушай ты, если получится. А вообще-то я бы на твоем месте увлекся Лизаветой. Ты посмотри, какая женщина просто подарена нам на этот вечер, а ты пытаешься втиснуться на место, которое давно занято.

– Это запрещенный прием, Левушка! Ты не на моем месте, заруби на носу. И еще очень пожалеешь, что перебежал мне дорогу, запомни!

– Ты никак угрожаешь мне? Или мне показалось, товарищ потрошитель?

Голос Матараса менялся буквально на глазах. Из вялого и неуверенного он превращался прямо-таки в голос Левитана. Петру казалось, что произнеси он сейчас «От Советского информбюро…» – и у слушателя не возникнет никаких сомнений в подлинности услышанного.

– Как хочешь, так и понимай, только я тебя предупредил! – уверенно произнес патологоанатом. – Потом не возникай!

– Да, профессия накладывает отпечаток, – заключил Матарас после того, как за Рябухиным закрылась дверь.