С чего я это взяла? Да просто это исчерпывающе объяснило бы те странные вспышки симпатии, которые я несколько раз испытывала к Бэрронсу, вспышки, похожие на те, что насылал при помощи чар В'лейн. Возможно, Иерихон был таким же, несущим смерть через секс эльфом, сумевшим хорошо замаскироваться. Возможно, он очень хорошо скрывал свою сущность. Может, у него есть талисманы или заклятия, способные скрыть от таких, как я, истинное эльфийское обличье. Я видела слишком много необъяснимого, чтобы поверить – в этом мире может существовать что угодно.

Я колебалась, думая то так, то этак: сегодня я считала, что Бэрронс никак не может быть одним из них, а на следующий день была убеждена, что он эльф.

Теперь я узнала правду. Парнем Алины был определенно не Иерихон Бэрронс.

Я пустилась в путешествие по фотографиям последних месяцев жизни Алины, которые я уже не надеялась увидеть. Я начала с фотографий, сделанных в тот день, когда она приехала в Ирландию, потом перешла к ее снимкам в Тринити, с однокурсниками в пабах, танцующей в толпе друзей. Алина была счастлива здесь. Я медленно, с любовью перебирала снимки, касалась пальцем ее румяных щек, проводила по краю длинных белокурых волос. Я одновременно смеялась и старалась не заплакать, поскольку заглянула в мир, который не ожидала увидеть – Алина в нем была жива, а город был полон сумасшедшего крайка, как, впрочем, и монстров... Боже, как я по ней скучала! Увидеть ее такой, как на снимках, было словно удар в солнечное сплетение! Глядя на фотографии, я ощущала ее присутствие так сильно, словно Алина стояла у меня за спиной и говорила: «Я люблю тебя, Младшая. Я здесь, с тобой. Ты справишься. Я знаю, что ты сможешь».

Потом фотографии изменились, судя по датам, отпечатанным на снимках, это произошло на четвертый месяц ее пребывания в Дублине. Фотографии во втором конверте были десятками изображений одной Алины, в самых разных уголках города. По тому, как она смотрела на фотографа, было ясно, что она в него безумно влюблена. Я с неудовольствием отметила, что мужчина, который фотографировал ее, сделал самые лучшие снимки моей сестры, которые я когда-либо видела.

Всем хочется верить в разделение на черное и белое, на добро и зло, на героев, которые во всех отношениях герои, и на злодеев, которые невероятно злы, однако то, что я узнала за последний год, свидетельствовало, что в жизни такого не бывает. Хорошие парни способны творить по-настоящему отвратительные вещи, а плохие могут иногда поразить вас невероятным геройством.

Этот плохой парень умудрился поймать и запечатлеть самое лучшее в моей сестре. Не просто ее красоту, а тот уникальный внутренний свет, который отличал Алину от всех остальных.

А потом он погасил этот свет.

Я не могла понять, почему никто не мог описать мне его. Он ездил с моей сестрой по всему городу, и все-таки никто не помнил даже того, какого цвета у него волосы.

Они были цвета мерцающей меди, отсвечивающей золотым блеском, и ниспадали до талии. Ну и как, как люди умудрились этого не запомнить? Он был выше Бэрронса, и под его дорогой одеждой скрывалось тело, которого многие добиваются лишь благодаря долгим часам в спортзале и строгой самодисциплине. На вид ему было лет тридцать, однако с тем же успехом могло быть меньше или больше; в нем чувствовалось что-то неподвластное времени. Кожа его была смугло-золотистой. Даже когда он улыбался, его странные, медно-карие глаза оставались высокомерными, как у потомственного аристократа. Теперь я понимала, почему он обставил свой дом с экстравагантной пышностью, свойственной Королю-Солнцу, построившему дворец в Версале: этот стиль подходил парню Алины, словно перчатка. Я бы не удивилась, узнав, что он и был королем – одной из тех маленьких стран, о которых многие люди даже не слышали. Единственным, что портило его красоту, был длинный шрам на левой щеке, который тянулся от скулы до уголка рта. Впрочем, этот шрам его не то чтобы портил, он лишь делал парня моей сестры более загадочным.